много выбиралъ, а это не годится,—вотъ и остался старымъ холостякомъ.
Скоро налетѣла непогода съ дождемъ и изморозью; поднялся холодный вѣтеръ; дрожь пробирала старыя скрипучія ивы. Не сладко было разгуливать по такому холоду въ лѣтнемъ платьѣ. Но мотылекъ и не разгуливалъ,—ему какъ-то удалось залетѣть въ комнату; тамъ топилась печка, и стояло чисто лѣтнее тепло. Жить бы да поживать здѣсь мотыльку.—Но что это за жизнь? Мнѣ нужны солнце, свобода и хоть маленькій цвѣточекъ!—сказалъ мотылекъ, полетѣлъ и прямо ударился въ оконное стекло.
Тутъ его увидали, пришли отъ него въ восторгъ и посадили на булавку въ ящичекъ съ прочими рѣдкостями. Большаго для него ужъ не могли сдѣлать.
— Теперь и я сижу на стебелькѣ, какъ цвѣтокъ!—сказалъ мотылекъ.—Не особенно-то это сладко! Ну да зато это нѣчто вродѣ женитьбы: тоже сидишь крѣпко.
И онъ утѣшался этимъ.
— Плохое утѣшеніе!—сказали комнатные цвѣты.
„Ну, комнатнымъ цвѣтамъ не очень-то вѣрь!“ думалъ мотылекъ. „Они ужъ черезчуръ близко знаются съ людьми“.
много выбирал, а это не годится, — вот и остался старым холостяком.
Скоро налетела непогода с дождём и изморосью; поднялся холодный ветер; дрожь пробирала старые скрипучие ивы. Несладко было разгуливать по такому холоду в летнем платье. Но мотылёк и не разгуливал, — ему как-то удалось залететь в комнату; там топилась печка, и стояло чисто летнее тепло. Жить бы да поживать здесь мотыльку. — Но что это за жизнь? Мне нужны солнце, свобода и хоть маленький цветочек! — сказал мотылёк, полетел и прямо ударился в оконное стекло.
Тут его увидали, пришли от него в восторг и посадили на булавку в ящичек с прочими редкостями. Большего для него уж не могли сделать.
— Теперь и я сижу на стебельке, как цветок! — сказал мотылёк. — Не особенно-то это сладко! Ну да зато это нечто вроде женитьбы: тоже сидишь крепко.
И он утешался этим.
— Плохое утешение! — сказали комнатные цветы.
«Ну, комнатным цветам не очень-то верь!» думал мотылёк. «Они уж чересчур близко знаются с людьми».
На зарѣ, въ румяномъ утреннемъ небѣ горитъ крупная, яркая звѣзда. Лучъ ея дрожитъ на бѣлой стѣнѣ, словно хочетъ начертить на ней разсказы о всемъ, видѣнномъ ею тамъ и сямъ на нашей вращающейся землѣ.
Послушай же одинъ изъ ея разсказовъ!
— Недавно (недавнее для звѣзды для насъ людей означаетъ событіе, совершившееся нѣсколько столѣтій тому назадъ), лучи мои слѣдили за однимъ молодымъ художникомъ; жилъ онъ въ папской столицѣ, во всемірномъ городѣ Римѣ. Многое измѣнилось тамъ съ теченіемъ времени, хотя такія перемѣны и совершаются далеко не такъ быстро, какъ человѣкъ становится изъ ребенка старикомъ. Императорскій дворецъ и тогда уже былъ въ развалинахъ; между поверженными во прахъ мраморными колоннами и надъ росписанными золотомъ стѣнами полуразрушенныхъ термъ возвышались фиговыя и лавровыя деревья. Колизей тоже пред-
На заре, в румяном утреннем небе горит крупная, яркая звезда. Луч её дрожит на белой стене, словно хочет начертить на ней рассказы о всём, виденном ею там и сям на нашей вращающейся земле.
Послушай же один из её рассказов!
— Недавно (недавнее для звезды для нас людей означает событие, совершившееся несколько столетий тому назад), лучи мои следили за одним молодым художником; жил он в папской столице, во всемирном городе Риме. Многое изменилось там с течением времени, хотя такие перемены и совершаются далеко не так быстро, как человек становится из ребёнка стариком. Императорский дворец и тогда уже был в развалинах; между поверженными во прах мраморными колоннами и над расписанными золотом стенами полуразрушенных терм возвышались фиговые и лавровые деревья. Колизей тоже пред-
