ничьихъ рыцарскихъ шаекъ. Двѣ же бѣдныя женщины на жалкой телегѣ, запряженной двумя черными волами, ѣдутъ по опасной дорогѣ и по густымъ лѣсамъ совершенно спокойно. Онѣ теперь во Франціи. Тутъ встрѣчается имъ богато одѣтый рыцарь въ сопровожденіи двѣнадцати оруженосцевъ. Онъ останавливается и смотритъ на странную повозку, затѣмъ спрашиваетъ женщинъ откуда, куда, и зачѣмъ онѣ ѣдутъ. Младшая изъ нихъ называетъ датскій городъ Тю, разсказываетъ про свое горе и обиду. Но тутъ и конецъ ея невзгодамъ! Такъ было угодно Богу! Чужестранный рыцарь—сынъ ея! Онъ протягиваетъ ей руки, обнимаетъ ее, и мать плачетъ отъ радости, а она не плакала вотъ уже много лѣтъ—только кусала себѣ губы до крови.
Начался листопадъ, завыли бури, пошли кораблекрушенія; море катитъ въ погреба епископа бочки съ виномъ. На вертелахъ въ кухнѣ жарится дичь. Уютно, тепло въ замкѣ, а на дворѣ морозъ такъ и кусаетъ. И вотъ разносится вѣсть: Іенсъ Глобъ изъ Тю вернулся домой вмѣстѣ съ матерью; Іенсъ Глобъ вызываетъ епископа на судъ Божій и людской!
„Много онъ возьметъ этимъ!“ говоритъ епископъ. „Оставь-ка лучше попеченіе, рыцарь Іенсъ Глобъ!“
Опять начался листопадъ, снова завыли бури, пошли кораблекрушенія; вотъ и зима на дворѣ. Въ воздухѣ порхаютъ бѣлыя пчелы и жалятъ въ лицо пока не растаютъ.
„Холодно сегодня!“ говорятъ люди, побывавъ на дворѣ. Іенсъ Глобъ стоитъ у огня, думаетъ думу и прожигаетъ на платьѣ большую дыру.
„Ну, епископъ Бёрглумскій! Я таки осилю тебя! Законъ не можетъ достать тебя подъ плащомъ папы, но Іенсъ Глобъ достанетъ!“
И онъ пишетъ своему зятю Олуфу Газе Саллингскому письмо, назначаетъ ему въ сочельникъ свиданіе въ Видбергской церкви, у заутрени. Епископъ самъ будетъ служить ее, для чего и отправляется изъ Бёрглума въ Тю. Іенсъ Глобъ знаетъ это.
Луга и болота покрыты льдомъ и снѣгомъ; ледъ и снѣгъ окрѣпли настолько, что могутъ сдержать лошадей со всадниками, цѣлый поѣздъ; то ѣдетъ епископъ съ канониками и слугами. Они ѣдутъ кратчайшею дорогою между хрупкимъ тростникомъ; печально шелеститъ въ немъ вѣтеръ.
Труби въ свой мѣдный рогъ, трубачъ въ лисьей шубѣ!
ничьих рыцарских шаек. Две же бедные женщины на жалкой телеге, запряжённой двумя чёрными волами, едут по опасной дороге и по густым лесам совершенно спокойно. Они теперь во Франции. Тут встречается им богато одетый рыцарь в сопровождении двенадцати оруженосцев. Он останавливается и смотрит на странную повозку, затем спрашивает женщин откуда, куда, и зачем они едут. Младшая из них называет датский город Тю, рассказывает про своё горе и обиду. Но тут и конец её невзгодам! Так было угодно Богу! Чужестранный рыцарь — сын её! Он протягивает ей руки, обнимает её, и мать плачет от радости, а она не плакала вот уже много лет — только кусала себе губы до крови.
Начался листопад, завыли бури, пошли кораблекрушения; море катит в погреба епископа бочки с вином. На вертелах в кухне жарится дичь. Уютно, тепло в замке, а на дворе мороз так и кусает. И вот разносится весть: Иенс Глоб из Тю вернулся домой вместе с матерью; Иенс Глоб вызывает епископа на суд Божий и людской!
«Много он возьмёт этим!» говорит епископ. «Оставь-ка лучше попечение, рыцарь Иенс Глоб!»
Опять начался листопад, снова завыли бури, пошли кораблекрушения; вот и зима на дворе. В воздухе порхают белые пчёлы и жалят в лицо пока не растают.
«Холодно сегодня!» говорят люди, побывав на дворе. Иенс Глоб стоит у огня, думает думу и прожигает на платье большую дыру.
«Ну, епископ Бёрглумский! Я таки осилю тебя! Закон не может достать тебя под плащом папы, но Иенс Глоб достанет!»
И он пишет своему зятю Олуфу Газе Саллингскому письмо, назначает ему в сочельник свидание в Видбергской церкви, у заутрени. Епископ сам будет служить её, для чего и отправляется из Бёрглума в Тю. Иенс Глоб знает это.
Луга и болота покрыты льдом и снегом; лёд и снег окрепли настолько, что могут сдержать лошадей со всадниками, целый поезд; то едет епископ с канониками и слугами. Они едут кратчайшею дорогою между хрупким тростником; печально шелестит в нём ветер.
Труби в свой медный рог, трубач в лисьей шубе!
