ткнулъ кулакомъ въ брюхо ближайшаго. Тотъ полетѣлъ кверху ногами; остальные—давай Богъ ноги!
Городской музыкантъ, такой важный, знатный,—онъ былъ сыномъ придворнаго буфетчика—очень полюбилъ Петра, часто призывалъ его къ себѣ, давалъ въ руки скрипку и училъ его играть. У мальчика оказался талантъ; изъ него должно было выйти кое-что получше простого барабанщика—городской музыкантъ!
— Солдатомъ я буду!—говорилъ самъ Петръ. Онъ былъ еще маленькимъ мальчуганомъ, и ему казалось, что лучше всего на свѣтѣ, это—носить мундиръ и саблю, да маршировать подъ команду: разъ-два, разъ-два!
— Выучишься ходить подъ барабанъ! Трамъ-тамъ-тамъ!—сказалъ барабанъ.
— Хорошо, кабы онъ дошелъ до генерала!—сказалъ отецъ.—Но тогда надо войну!
— Боже упаси!—сказала мать.
— Намъ-то нечего терять!—замѣтилъ отецъ.
— А мальчугана нашего?—возразила мать.
— Ну, а подумай, если онъ вернется съ войны генераломъ!
— Безъ руки или ноги! Нѣтъ, пусть лучше мой золотой мальчикъ останется цѣлымъ!
„Трамъ-тамъ-тамъ!“ загремѣлъ пожарный барабанъ, загремѣли и всѣ барабаны. Началась война. Солдаты выступили въ походъ, съ ними ушелъ и барабанщиковъ Петръ, „рыжая макушка“, „золотой мальчикъ“! Мать плакала, а отецъ уже видѣлъ сына знаменитымъ; городской же музыкантъ находилъ, что Петру не слѣдовало ходить на войну, а служить искусству дома.
„Рыжая макушка!“ говорили солдаты, и Петръ смѣялся, но если кто-нибудь говорилъ: „Лисья шкура!“, онъ закусывалъ губы и смотрѣлъ въ сторону, пропуская эти слова мимо ушей.
Мальчикъ былъ шустрый, прямой и веселый, а „веселый нравъ—лучшая походная фляжка“,—говорили его старые товарищи.
Часто приходилось ему проводить ночи подъ открытымъ небомъ, мокнуть въ дождь и непогоду до костей, но веселость не покидала его, барабанныя палки весело выбивали: „Трамъ-тамъ-тамъ! Въ походъ!“ Да, онъ прямо рожденъ былъ барабанщикомъ!
Насталъ день битвы; солнце еще не вставало, но заря уже
ткнул кулаком в брюхо ближайшего. Тот полетел кверху ногами; остальные — давай Бог ноги!
Городской музыкант, такой важный, знатный, — он был сыном придворного буфетчика — очень полюбил Петра, часто призывал его к себе, давал в руки скрипку и учил его играть. У мальчика оказался талант; из него должно было выйти кое-что получше простого барабанщика — городской музыкант!
— Солдатом я буду! — говорил сам Пётр. Он был ещё маленьким мальчуганом, и ему казалось, что лучше всего на свете, это — носить мундир и саблю, да маршировать под команду: раз-два, раз-два!
— Выучишься ходить под барабан! Трам-там-там! — сказал барабан.
— Хорошо, кабы он дошёл до генерала! — сказал отец. — Но тогда надо войну!
— Боже упаси! — сказала мать.
— Нам-то нечего терять! — заметил отец.
— А мальчугана нашего? — возразила мать.
— Ну, а подумай, если он вернётся с войны генералом!
— Без руки или ноги! Нет, пусть лучше мой золотой мальчик останется целым!
«Трам-там-там!» загремел пожарный барабан, загремели и все барабаны. Началась война. Солдаты выступили в поход, с ними ушёл и барабанщиков Пётр, «рыжая макушка», «золотой мальчик»! Мать плакала, а отец уже видел сына знаменитым; городской же музыкант находил, что Петру не следовало ходить на войну, а служить искусству дома.
«Рыжая макушка!» говорили солдаты, и Пётр смеялся, но если кто-нибудь говорил: «Лисья шкура!», он закусывал губы и смотрел в сторону, пропуская эти слова мимо ушей.
Мальчик был шустрый, прямой и весёлый, а «весёлый нрав — лучшая походная фляжка», — говорили его старые товарищи.
Часто приходилось ему проводить ночи под открытым небом, мокнуть в дождь и непогоду до костей, но весёлость не покидала его, барабанные палки весело выбивали: «Трам-там-там! В поход!» Да, он прямо рождён был барабанщиком!
Настал день битвы; солнце ещё не вставало, но заря уже
