рилъ Эмиліи Георгъ. Онъ дарилъ ей много картинокъ, но изъ нихъ особенно запечатлѣлась въ памяти у графа одна: „Эмиліинъ замокъ“, съ комнатами, гдѣ „она спала“, „танцовала“ и „играла въ гости“. И вотъ, графъ высказалъ, что профессоръ одаренъ большимъ талантомъ и навѣрно умретъ въ высокомъ чинѣ. Въ этомъ нѣтъ ничего невозможнаго! Такъ почему-жъ бы ему и въ самомъ дѣлѣ не построить замка для молодой дѣвицы?
— Графъ былъ сегодня необыкновенно шутливо настроенъ!—замѣтила генеральша по уходѣ графа. Генералъ покачалъ головой, выѣхалъ на прогулку верхомъ въ сопровожденіи лакея—на почтительномъ разстояніи—и посадка его была еще величественнѣе обыкновеннаго.
Насталъ день рожденія Эмиліи; посыпались цвѣты, книги, письма, визитныя карточки. Генеральша поцѣловала дочь въ губки, генералъ въ лобъ; они были нѣжные родители. Семью осчастливили въ этотъ день посѣщеніемъ высокіе гости—двое изъ принцевъ. Говорили о балахъ, о театрѣ, о дипломатическихъ назначеніяхъ, о политикѣ. Говорили и о выдающихся дѣятеляхъ—и чужихъ, и своихъ; тутъ ужъ и молодой профессоръ самъ собой подвернулся подъ языкъ. „Онъ вступитъ въ храмъ безсмертія! Вступитъ, вѣроятно, и въ одну изъ лучшихъ нашихъ фамилій!“ Вотъ что было между прочимъ сказано о немъ.
— Въ одну изъ лучшихъ фамилій!—повторилъ генералъ, когда остался одинъ съ генеральшею.—Въ какую же бы это?
— Я знаю, на какую намекали!—отвѣтила генеральша.—Но не скажу! И думать не хочу! Конечно, одинъ Богъ знаетъ… Но я буду очень удивлена!
— И я тоже! Я даже и представить себѣ ничего не могу!..—сказалъ генералъ и сталъ выжидать минуту просвѣтлѣнія.
А, вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, невыразимая сила кроется въ милости свыше, въ благоволеніи двора, знаменующемъ и Божье благоволеніе! И благоволеніе это выпало на долю Георга въ самыхъ широкихъ размѣрахъ. Но мы забыли день рожденія!..
Комната Эмиліи утопала въ цвѣтахъ, присланныхъ отъ друзей и подругъ; на столѣ лежали прекрасные подарки, свидѣтельствовавшіе о памяти и дружбѣ. Но отъ Георга не было и не могло быть ничего; да и зачѣмъ? Домъ и безъ того былъ полонъ воспоминаніями о немъ. Цвѣтокъ воспоминанія выглядывалъ даже изъ чуланчика подъ лѣстницей, гдѣ плакала Эмилія, когда въ
рил Эмилии Георг. Он дарил ей много картинок, но из них особенно запечатлелась в памяти у графа одна: «Эмилиин замок», с комнатами, где «она спала», «танцевала» и «играла в гости». И вот, граф высказал, что профессор одарён большим талантом и наверно умрёт в высоком чине. В этом нет ничего невозможного! Так почему ж бы ему и в самом деле не построить замка для молодой девицы?
— Граф был сегодня необыкновенно шутливо настроен! — заметила генеральша по уходе графа. Генерал покачал головой, выехал на прогулку верхом в сопровождении лакея — на почтительном расстоянии — и посадка его была ещё величественнее обыкновенного.
Настал день рождения Эмилии; посыпались цветы, книги, письма, визитные карточки. Генеральша поцеловала дочь в губки, генерал в лоб; они были нежные родители. Семью осчастливили в этот день посещением высокие гости — двое из принцев. Говорили о балах, о театре, о дипломатических назначениях, о политике. Говорили и о выдающихся деятелях — и чужих, и своих; тут уж и молодой профессор сам собой подвернулся под язык. «Он вступит в храм бессмертия! Вступит, вероятно, и в одну из лучших наших фамилий!» Вот что было между прочим сказано о нём.
— В одну из лучших фамилий! — повторил генерал, когда остался один с генеральшею. — В какую же бы это?
— Я знаю, на какую намекали! — ответила генеральша. — Но не скажу! И думать не хочу! Конечно, один Бог знает… Но я буду очень удивлена!
— И я тоже! Я даже и представить себе ничего не могу!.. — сказал генерал и стал выжидать минуту просветления.
А, ведь, в самом деле, невыразимая сила кроется в милости свыше, в благоволении двора, знаменующем и Божье благоволение! И благоволение это выпало на долю Георга в самых широких размерах. Но мы забыли день рождения!..
Комната Эмилии утопала в цветах, присланных от друзей и подруг; на столе лежали прекрасные подарки, свидетельствовавшие о памяти и дружбе. Но от Георга не было и не могло быть ничего; да и зачем? Дом и без того был полон воспоминаниями о нём. Цветок воспоминания выглядывал даже из чуланчика под лестницей, где плакала Эмилия, когда в
