взбираться на него по имъ самимъ нарисованной лѣстницѣ, а лѣстница-то эта являлась сплошнымъ отрицаніемъ всякихъ законовъ перспективы! Завѣдующій же монтировочной частью, прежде чѣмъ попасть на небо, долженъ былъ перенести въ подобающія мѣста всѣ зданія и растенія, водворенныя имъ въ несоотвѣтствующія страны,—и все это раньше, чѣмъ пропоетъ пѣтухъ!
— Господину Болману слѣдовало бы лучше заботиться о томъ, какъ бы самому-то попасть на небо!
Вообще все, что онъ разсказывалъ объ актерахъ—и комическихъ, и драматическихъ, о пѣвцахъ и балетныхъ танцорахъ было—по словамъ тетушки—со стороны Болмана (болвана!) черною неблагодарностью! Онъ не заслуживалъ счастья попасть „наверхъ“! Тетушка не желала даже повторять его сквернословія. А онъ увѣрялъ, что все это записано и попадетъ въ печать послѣ его смерти—не раньше! Не то тетушка, пожалуй, загрызетъ его!
Только одинъ разъ довелось тетушкѣ набраться страха въ своемъ храмѣ блаженства—театрѣ. Дѣло было зимою, въ одинъ изъ короткихъ „двухчасовыхъ“ сѣрыхъ дней. На дворѣ стоялъ холодъ, шелъ снѣгъ, но тетушкѣ непремѣнно надо было попасть въ театръ. Давали „Германа фонъ-Унна“, небольшую оперу и большой балетъ, да еще прологъ и эпилогъ вдобавокъ. Спектакль долженъ былъ затянуться до поздней ночи. Какъ же пропустить такое представленіе? Къ тому же квартирантъ тетушки снабдилъ ее парой высокихъ мѣховыхъ сапогъ, заходившихъ ей за колѣна.
Тетушка явилась въ театръ, усѣлась въ ложу, но сапоговъ не сняла, хоть ей и жарко было въ нихъ. Вдругъ закричали: „Пожаръ!“ Изъ-за одной кулисы и подъ потолкомъ показался дымъ. Поднялся переполохъ. Тетушка осталась послѣдней въ своей ложѣ—второго яруса съ лѣвой стороны; оттуда декораціи смотрятъ красивѣе—говорила тетушка—ихъ, вѣдь, ставятъ такъ, чтобы онѣ выглядѣли лучше изъ королевской ложи! Наконецъ, и тетушка добралась до двери, но оказалось, что зрители, выскочившіе раньше, заперли ее за собою впопыхахъ. Тетушка очутилась въ западнѣ. Прямо въ корридоръ выйти было нельзя, черезъ сосѣднюю ложу тоже,—перегородка была слишкомъ высока. Тетушка закричала, никто не услышалъ. Она заглянула внизъ, въ слѣдующій ярусъ, тамъ тоже было пусто, но до него было близко, просто рукой подать. Тетушка отъ
взбираться на него по им самим нарисованной лестнице, а лестница-то эта являлась сплошным отрицанием всяких законов перспективы! Заведующий же монтировочной частью, прежде чем попасть на небо, должен был перенести в подобающие места все здания и растения, водворённые им в несоответствующие страны, — и всё это раньше, чем пропоёт петух!
— Господину Болману следовало бы лучше заботиться о том, как бы самому-то попасть на небо!
Вообще всё, что он рассказывал об актёрах — и комических, и драматических, о певцах и балетных танцорах было — по словам тётушки — со стороны Болмана (болвана!) чёрною неблагодарностью! Он не заслуживал счастья попасть «наверх»! Тётушка не желала даже повторять его сквернословия. А он уверял, что всё это записано и попадёт в печать после его смерти — не раньше! Не то тётушка, пожалуй, загрызёт его!
Только один раз довелось тётушке набраться страха в своём храме блаженства — театре. Дело было зимою, в один из коротких «двухчасовых» серых дней. На дворе стоял холод, шёл снег, но тётушке непременно надо было попасть в театр. Давали «Германа фон-Унна», небольшую оперу и большой балет, да ещё пролог и эпилог вдобавок. Спектакль должен был затянуться до поздней ночи. Как же пропустить такое представление? К тому же квартирант тетушки снабдил её парой высоких меховых сапог, заходивших ей за колена.
Тётушка явилась в театр, уселась в ложу, но сапогов не сняла, хоть ей и жарко было в них. Вдруг закричали: «Пожар!» Из-за одной кулисы и под потолком показался дым. Поднялся переполох. Тётушка осталась последней в своей ложе — второго яруса с левой стороны; оттуда декорации смотрят красивее — говорила тётушка — их, ведь, ставят так, чтобы они выглядели лучше из королевской ложи! Наконец, и тётушка добралась до двери, но оказалось, что зрители, выскочившие раньше, заперли её за собою впопыхах. Тётушка очутилась в западне. Прямо в коридор выйти было нельзя, через соседнюю ложу тоже, — перегородка была слишком высока. Тётушка закричала, никто не услышал. Она заглянула вниз, в следующий ярус, там тоже было пусто, но до него было близко, просто рукой подать. Тётушка от
