благодарственные гимны. Граждане копенгагенскіе, вы заслужили себѣ въ эту войну рыцарскія шпоры!
— А теперь что? Взгляни на картинку!
Супруга епископа Сване ѣдетъ въ закрытой колымагѣ; но такъ могутъ разъѣзжать лишь особы изъ высшаго дворянства, и гордые дворянчики ломаютъ колымагу. Жена епископа принуждена вернуться домой пѣшкомъ.
И все? Нѣтъ, скоро сломятъ кое-что поважнѣе—дворянское высокомѣріе!
Бургомистръ Гансъ Нансенъ и епископъ Сване, призывая имя Господне, протянули другъ другу руку, во имя общаго дѣла. Умныя и честныя рѣчи ихъ раздаются въ церквахъ и въ домахъ горожанъ. И вотъ все подготовлено: гавань заперта, городскія ворота тоже, бьютъ въ набатъ. Власть во всей ея полнотѣ передается королю, тому, кто не покинулъ своего гнѣзда въ часъ опасности! Да властвуетъ онъ одинъ, нераздѣльно, надъ всѣми—и большими, и малыми!
Наступаетъ эпоха самодержавія.
— Перевернемъ страницу.
Галло! Галлой! Галло! Плугъ въ сторону, пусть поля заростаютъ верескомъ,—для охоты лучше. Галло! Галлой! Чу! раздаются звуки роговъ, лай собакъ. Вонъ мчатся охотники, между ними самъ король Христіанъ V. Какъ онъ молодъ, веселъ! Во дворцѣ и въ городѣ царитъ веселье. Покои освѣщены восковыми свѣчами, дворъ факелами, а городскія улицы фонарями. Все блеститъ новизною! Пошло въ ходъ все новое: новое дворянство, вызванное изъ Германіи, новые титулы: „графы“ да „бароны“, и—нѣмецкій языкъ.
И вдругъ раздался чисто датскій голосъ. Это голосъ епископа Кинго, сына ткача; онъ поетъ свои дивные псалмы.
А вотъ и еще сынъ простого горожанина, виноторговца, Гриффенфельдъ; мысли его засіяли въ законѣ; составленный имъ сводъ законовъ сталъ вѣчнымъ золотымъ фономъ для имени его государя! Сынъ горожанина становится первымъ человѣкомъ въ странѣ, возводится въ дворянство и… пріобрѣтаетъ враговъ. И вотъ, палачъ заноситъ мечъ надъ головою Гриффенфельда. Тогда раздается голосъ помилованія, и казнь замѣняется пожизненнымъ заточеніемъ. Канцлера ссылаютъ на скалистый островъ
благодарственные гимны. Граждане копенгагенские, вы заслужили себе в эту войну рыцарские шпоры!
— А теперь что? Взгляни на картинку!
Супруга епископа Сване едет в закрытой колымаге; но так могут разъезжать лишь особы из высшего дворянства, и гордые дворянчики ломают колымагу. Жена епископа принуждена вернуться домой пешком.
И всё? Нет, скоро сломят кое-что поважнее — дворянское высокомерие!
Бургомистр Ганс Нансен и епископ Сване, призывая имя Господне, протянули друг другу руку, во имя общего дела. Умные и честные речи их раздаются в церквах и в домах горожан. И вот всё подготовлено: гавань заперта, городские ворота тоже, бьют в набат. Власть во всей её полноте передаётся королю, тому, кто не покинул своего гнезда в час опасности! Да властвует он один, нераздельно, над всеми — и большими, и малыми!
Наступает эпоха самодержавия.
— Перевернём страницу.
Галло! Галлой! Галло! Плуг в сторону, пусть поля зарастают вереском, — для охоты лучше. Галло! Галлой! Чу! раздаются звуки рогов, лай собак. Вон мчатся охотники, между ними сам король Христиан V. Как он молод, весел! Во дворце и в городе царит веселье. Покои освещены восковыми свечами, двор факелами, а городские улицы фонарями. Всё блестит новизною! Пошло в ход всё новое: новое дворянство, вызванное из Германии, новые титулы: «графы» да «бароны», и — немецкий язык.
И вдруг раздался чисто датский голос. Это голос епископа Кинго, сына ткача; он поёт свои дивные псалмы.
А вот и ещё сын простого горожанина, виноторговца, Гриффенфельд; мысли его засияли в законе; составленный им свод законов стал вечным золотым фоном для имени его государя! Сын горожанина становится первым человеком в стране, возводится в дворянство и… приобретает врагов. И вот, палач заносит меч над головою Гриффенфельда. Тогда раздаётся голос помилования, и казнь заменяется пожизненным заточением. Канцлера ссылают на скалистый остров
