пора было извлечь изъ нея и пользу. И вотъ, она сорвала цвѣтокъ, завернула его въ газетную бумагу и отнесла домой, чтобы набальзамировать солью вмѣстѣ съ другими розами и смѣшать съ засушенными голубыми лавандами,—выйдетъ чудесная душистая смѣсь! Такой чести, какъ бальзамированіе, удостаиваются только розы да короли!
— Мнѣ выпалъ на долю высшій почетъ!—сказала роза, которую сорвала полольщица.—Я—счастливѣйшая! Меня набальзамируютъ!
Затѣмъ явились двое молодыхъ людей; одинъ—художникъ, другой—поэтъ. Каждый сорвалъ себѣ по прекрасной розѣ.
Художникъ изобразилъ цвѣтущую розу на холстѣ, такъ что она увидала себя какъ въ зеркалѣ.
— Такимъ образомъ,—сказалъ художникъ:—она будетъ жить многіе годы, впродолженіе которыхъ успѣютъ завять и умереть милліоны и милліоны розъ!
— Мнѣ посчастливилось больше всѣхъ!—сказала роза.—Я достигла высшаго счастья!
Поэтъ полюбовался на свою розу и написалъ о ней стихи, цѣлую поэму, въ которой высказалъ все, что прочелъ на ея лепесткахъ. Вышла безсмертная поэма—„Альбомъ любви“.
— Онъ обезсмертилъ меня!—сказала роза.—Я счастливѣйшая!
Но среди этой массы прекрасныхъ розъ была одна, которая какъ-то заслонялась другими; по волѣ случая—можетъ быть и счастливаго—у нея былъ изъянъ: она криво сидѣла на стебелькѣ, лепестки ея были расположены не совсѣмъ симметрично, и изъ середины чашечки выглядывалъ маленькій свернутый зеленый листокъ. Случаются подобные изъяны и у розъ.
— Бѣдное дитя!—говорилъ вѣтеръ и цѣловалъ ее въ щечку, а роза думала, что онъ привѣтствуетъ, чествуетъ ее. Она сама чувствовала, что сложена какъ-то иначе, нежели другія розы, что изъ чашечки ея выглядываетъ зеленый листокъ, но смотрѣла на это не какъ на изъянъ, а какъ на отличіе. Вотъ на нее вспорхнулъ мотылекъ и поцѣловалъ ея лепестки; это былъ женихъ, но она не стала удерживать его. Потомъ явился огромнѣйшій кузнечикъ; онъ усѣлся на другую розу и принялся влюбленно потирать ножки,—это признакъ влюбленности у кузнечиковъ. Роза, на которой онъ сидѣлъ, не поняла этого; зато поняла роза съ изъяномъ—свернутымъ зеленымъ листкомъ; на
пора было извлечь из неё и пользу. И вот, она сорвала цветок, завернула его в газетную бумагу и отнесла домой, чтобы набальзамировать солью вместе с другими розами и смешать с засушенными голубыми лавандами, — выйдет чудесная душистая смесь! Такой чести, как бальзамирование, удостаиваются только розы да короли!
— Мне выпал на долю высший почёт! — сказала роза, которую сорвала полольщица. — Я — счастливейшая! Меня набальзамируют!
Затем явились двое молодых людей; один — художник, другой — поэт. Каждый сорвал себе по прекрасной розе.
Художник изобразил цветущую розу на холсте, так что она увидала себя как в зеркале.
— Таким образом, — сказал художник: — она будет жить многие годы, в продолжение которых успеют завять и умереть миллионы и миллионы роз!
— Мне посчастливилось больше всех! — сказала роза. — Я достигла высшего счастья!
Поэт полюбовался на свою розу и написал о ней стихи, целую поэму, в которой высказал всё, что прочёл на её лепестках. Вышла бессмертная поэма — «Альбом любви».
— Он обессмертил меня! — сказала роза. — Я счастливейшая!
Но среди этой массы прекрасных роз была одна, которая как-то заслонялась другими; по воле случая — может быть и счастливого — у неё был изъян: она криво сидела на стебельке, лепестки её были расположены не совсем симметрично, и из середины чашечки выглядывал маленький свёрнутый зелёный листок. Случаются подобные изъяны и у роз.
— Бедное дитя! — говорил ветер и целовал её в щечку, а роза думала, что он приветствует, чествует её. Она сама чувствовала, что сложена как-то иначе, нежели другие розы, что из чашечки её выглядывает зелёный листок, но смотрела на это не как на изъян, а как на отличие. Вот на неё вспорхнул мотылёк и поцеловал её лепестки; это был жених, но она не стала удерживать его. Потом явился огромнейший кузнечик; он уселся на другую розу и принялся влюблённо потирать ножки, — это признак влюблённости у кузнечиков. Роза, на которой он сидел, не поняла этого; зато поняла роза с изъяном — свёрнутым зелёным листком; на
