Затѣмъ явились Адамъ и Ева, восточные цари и четыре времени года; каждое лицо обратилось къ нему со справедливымъ укоромъ:
„Стыдись!“
Но онъ и не думалъ стыдиться.
Остальныя фигуры и группы продолжали выступать изъ часовъ по порядку и выростали въ грозные по величинѣ образы; казалось, что скоро въ церкви не останется мѣста для настоящихъ людей. Когда же, наконецъ, пробило двѣнадцать, и выступилъ ночной сторожъ въ шлемѣ и съ „утреннею звѣздой“, въ церкви произошло смятеніе: сторожъ прямо направился къ жениху и хватилъ его своимъ жезломъ по лбу.
— Лежи!—сказалъ онъ.—Мѣра за мѣру! Теперь и мы отомщены и художникъ! Исчезнемъ!
И произведеніе искусства исчезло, но свѣчи въ церкви превратились въ большія свѣтящіяся цвѣты; золотыя звѣзды, разсыпанныя по потолку, засіяли; органъ заигралъ самъ собою. И всѣ сказали, что вотъ это-то и есть „самое невѣроятное“!
— Такъ не угодно-ли вызвать сюда настоящаго виновника всего этого!—молвила принцесса.—Моимъ мужемъ и господиномъ будетъ художникъ, творецъ чуда!
И онъ явился въ церковь въ сопровожденіи всего народа. Всѣ радовались его счастью, не нашлось ни одного завистника! Да, вотъ это-то и было „самое невѣроятное!“
Затем явились Адам и Ева, восточные цари и четыре времени года; каждое лицо обратилось к нему со справедливым укором:
«Стыдись!»
Но он и не думал стыдиться.
Остальные фигуры и группы продолжали выступать из часов по порядку и вырастали в грозные по величине образы; казалось, что скоро в церкви не останется места для настоящих людей. Когда же, наконец, пробило двенадцать, и выступил ночной сторож в шлеме и с «утреннею звездой», в церкви произошло смятение: сторож прямо направился к жениху и хватил его своим жезлом по лбу.
— Лежи! — сказал он. — Мера за меру! Теперь и мы отомщены и художник! Исчезнем!
И произведение искусства исчезло, но свечи в церкви превратились в большие светящиеся цветы; золотые звёзды, рассыпанные по потолку, засияли; орган заиграл сам собою. И все сказали, что вот это-то и есть «самое невероятное»!
— Так не угодно ли вызвать сюда настоящего виновника всего этого! — молвила принцесса. — Моим мужем и господином будет художник, творец чуда!
И он явился в церковь в сопровождении всего народа. Все радовались его счастью, не нашлось ни одного завистника! Да, вот это-то и было «самое невероятное!»
Что же сказала вся семья? А вотъ, послушайте сначала, что сказала Маня!
Былъ день рожденія Мани, чудеснѣйшій день въ году, по ея мнѣнію. Къ ней собрались поиграть всѣ ея маленькіе друзья и подруги; одѣта она была въ лучшее свое платьице, которое подарила ей бабушка. Теперь бабушка была уже у Боженьки, но она сама скроила и сшила это платьице, прежде, чѣмъ улетѣла на ясное небо. Столъ въ Маниной комнаткѣ былъ весь заваленъ подарками. Тутъ была и чудеснѣйшая маленькая кухня со всѣми кухонными принадлежностями, и кукла, которая умѣла закрывать глаза и кричать „ай“, если ей давили животикъ, и книжка съ чудными картинками и сказками для чтенія—разу-
Что же сказала вся семья? А вот, послушайте сначала, что сказала Маня!
Был день рождения Мани, чудеснейший день в году, по её мнению. К ней собрались поиграть все её маленькие друзья и подруги; одета она была в лучшее своё платьице, которое подарила ей бабушка. Теперь бабушка была уже у Боженьки, но она сама скроила и сшила это платьице, прежде, чем улетела на ясное небо. Стол в Маниной комнатке был весь завален подарками. Тут была и чудеснейшая маленькая кухня со всеми кухонными принадлежностями, и кукла, которая умела закрывать глаза и кричать «ай», если ей давили животик, и книжка с чудными картинками и сказками для чтения — разу-
