ворила тетушка; такою сердитою я не видывалъ ее никогда, ни прежде, ни послѣ.
По уходѣ пивовара она, впрочемъ, сказала намъ, что старый другъ ея хотѣлъ только пошутить, что онъ благороднѣйшій человѣкъ въ свѣтѣ и когда умретъ—станетъ Божіимъ ангелочкомъ на небѣ!
Я сильно задумался надъ этимъ превращеніемъ, спрашивая себя, узнаю-ли я пивовара въ новомъ видѣ?
Когда и тетя и онъ были еще молоды, онъ сватался за нее, но она слишкомъ долго раздумывала, ну, и засѣла въ дѣвахъ, хотя и осталась ему вѣрнымъ другомъ.
И вотъ, пивоваръ Расмусенъ умеръ.
Его везли на самой дорогой погребальной колесницѣ; за нею тянулся длинный хвостъ провожатыхъ; между ними были даже господа въ орденахъ и мундирахъ!
Тетушка, вся въ траурѣ, смотрѣла на процессію изъ окна, собравъ около себя всѣхъ насъ ребятъ, кромѣ младшаго братца, котораго за недѣлю передъ тѣмъ принесъ намъ аистъ.
Колесница проѣхала, скрылись изъ виду и всѣ провожавшіе ее; улица опустѣла, и тетушка хотѣла отойти отъ окна, но я не хотѣлъ—я ждалъ ангелочка: пивоваръ Расмусенъ превратился, вѣдь, теперь въ ангелочка съ крылышками и долженъ былъ показаться намъ!
— Тетя!—сказалъ я.—Какъ ты думаешь, ангелочекъ Расмусенъ появится сейчасъ или, можетъ быть, его принесетъ аистъ, когда опять вздумаетъ прилетѣть къ намъ съ маленькимъ братцемъ?
Тетушка была просто поражена моею богатою фантазіей и сказала: „Изъ этого мальчика выйдетъ великій поэтъ!“ И она повторяла это все время, пока я ходилъ въ школу, повторяла, когда я уже конфирмовался, и даже теперь, когда я сталъ студентомъ.
Да, тетушка принимала и продолжаетъ принимать живѣйшее участіе и въ моемъ поэтическомъ и въ зубномъ недугѣ. Я страдаю по временамъ припадками и того и другого.
— Только выливай на бумагу всѣ твои мысли!—говорила она.—И бросай ихъ въ ящикъ стола! Такъ дѣлалъ Жанъ-Поль и сдѣлался великимъ поэтомъ, хотя я и не долюбливаю его! Онъ какъ-то не захватываетъ! А ты долженъ захватывать! И будешь!
Всю ночь послѣ этого разговора я провелъ въ мукахъ, сгорая
ворила тётушка; такою сердитою я не видывал её никогда, ни прежде, ни после.
По уходе пивовара она, впрочем, сказала нам, что старый друг её хотел только пошутить, что он благороднейший человек в свете и когда умрёт — станет Божиим ангелочком на небе!
Я сильно задумался над этим превращением, спрашивая себя, узнаю ли я пивовара в новом виде?
Когда и тётя и он были ещё молоды, он сватался за неё, но она слишком долго раздумывала, ну, и засела в девах, хотя и осталась ему верным другом.
И вот, пивовар Расмусен умер.
Его везли на самой дорогой погребальной колеснице; за нею тянулся длинный хвост провожатых; между ними были даже господа в орденах и мундирах!
Тётушка, вся в трауре, смотрела на процессию из окна, собрав около себя всех нас ребят, кроме младшего братца, которого за неделю перед тем принёс нам аист.
Колесница проехала, скрылись из виду и все провожавшие её; улица опустела, и тётушка хотела отойти от окна, но я не хотел — я ждал ангелочка: пивовар Расмусен превратился, ведь, теперь в ангелочка с крылышками и должен был показаться нам!
— Тётя! — сказал я. — Как ты думаешь, ангелочек Расмусен появится сейчас или, может быть, его принесёт аист, когда опять вздумает прилететь к нам с маленьким братцем?
Тётушка была просто поражена моею богатою фантазией и сказала: «Из этого мальчика выйдет великий поэт!» И она повторяла это всё время, пока я ходил в школу, повторяла, когда я уже конфирмовался, и даже теперь, когда я стал студентом.
Да, тетушка принимала и продолжает принимать живейшее участие и в моём поэтическом и в зубном недуге. Я страдаю по временам припадками и того и другого.
— Только выливай на бумагу все твои мысли! — говорила она. — И бросай их в ящик стола! Так делал Жан-Поль и сделался великим поэтом, хотя я и недолюбливаю его! Он как-то не захватывает! А ты должен захватывать! И будешь!
Всю ночь после этого разговора я провёл в муках, сгорая
