Занимается заря; привратникъ, ночующій со всей семьей на чердакѣ, грузно спускается по лѣстницѣ; деревянные башмаки его стучатъ, ворота скрипятъ и хлопаютъ, домъ ходитъ ходуномъ. Когда же и это все кончено, надъ головою моею начинаются гимнастическія упражненія верхняго жильца. Онъ беретъ въ обѣ руки по тяжелой гирѣ, но сдержать ихъ не въ силахъ, и онѣ поминутно падаютъ на полъ. Въ это же время подымается на ноги и вся дѣтвора въ домѣ и съ шумомъ и крикомъ спѣшитъ въ школу. Я подхожу къ окну подышать свѣжимъ воздухомъ,—свѣжій воздухъ такъ подкрѣпляетъ! Но разсчитывать на него я могу лишь въ томъ случаѣ, если дѣвица, живущая въ заднемъ флигелѣ, не чиститъ перчатокъ бензиномъ, а она этимъ только и живетъ! И все-таки это очень хорошій домъ, и живу я въ очень тихомъ семействѣ!
Вотъ какъ я описалъ тетушкѣ мое житье-бытье. Описаніе это вышло въ устной передачѣ еще живѣе; устное слово всегда, вѣдь, свѣжѣе, жизненнѣе написаннаго!
— Ты положительно поэтъ!—вскричала тетушка.—Только изложи все на бумагѣ, и ты—тотъ же Диккенсъ! А по мнѣ такъ и еще интереснѣе! Ты просто рисуешь словами! Слушая тебя, такъ вотъ все и видишь передъ собой, сама переживаешь все! Брр! даже дрожь пробираетъ! Продолжай же творить! Но вводи въ свои описанія и живыхъ лицъ, людей, хорошихъ, милыхъ людей, лучше же всего—несчастныхъ!
Вотъ я и описалъ здѣсь мой домъ, каковъ онъ есть со всѣми его прелестями, но дѣйствующихъ лицъ пока никакихъ, кромѣ себя самого, не вывелъ. Они явятся позже!
Дѣло было зимою, поздно вечеромъ, по окончаніи спектакля въ театрѣ. Погода стояла ужасная, такая вьюга, что съ трудомъ можно было пробираться по улицѣ.
Тетушка отправилась въ театръ и взяла меня съ собой,—я долженъ былъ потомъ проводить ее домой. Но тутъ и одному-то едва-едва можно было двигаться, а не то что съ дамой! Всѣ извозчики были разобраны; тетушка жила далеко отъ театра, а я, напротивъ, очень близко; если бы не это, намъ съ ней пришлось бы засѣсть въ первой сторожевой будкѣ!
Мы вязли въ сугробахъ, насъ заносило снѣгомъ; я поддерживалъ, подымалъ, подталкивалъ тетушку, и мы упали всего два раза, да и то на мягкую подстилку.
Наконецъ, мы добрались до воротъ моего дома и стрях-
Занимается заря; привратник, ночующий со всей семьёй на чердаке, грузно спускается по лестнице; деревянные башмаки его стучат, ворота скрипят и хлопают, дом ходит ходуном. Когда же и это всё кончено, над головою моею начинаются гимнастические упражнения верхнего жильца. Он берёт в обе руки по тяжёлой гире, но сдержать их не в силах, и они поминутно падают на пол. В это же время подымается на ноги и вся детвора в доме и с шумом и криком спешит в школу. Я подхожу к окну подышать свежим воздухом, — свежий воздух так подкрепляет! Но рассчитывать на него я могу лишь в том случае, если девица, живущая в заднем флигеле, не чистит перчаток бензином, а она этим только и живёт! И всё-таки это очень хороший дом, и живу я в очень тихом семействе!
Вот как я описал тётушке моё житьё-бытьё. Описание это вышло в устной передаче ещё живее; устное слово всегда, ведь, свежее, жизненнее написанного!
— Ты положительно поэт! — вскричала тётушка. — Только изложи всё на бумаге, и ты — тот же Диккенс! А по мне так и ещё интереснее! Ты просто рисуешь словами! Слушая тебя, так вот всё и видишь перед собой, сама переживаешь всё! Брр! даже дрожь пробирает! Продолжай же творить! Но вводи в свои описания и живых лиц, людей, хороших, милых людей, лучше же всего — несчастных!
Вот я и описал здесь мой дом, каков он есть со всеми его прелестями, но действующих лиц пока никаких, кроме себя самого, не вывел. Они явятся позже!
Дело было зимою, поздно вечером, по окончании спектакля в театре. Погода стояла ужасная, такая вьюга, что с трудом можно было пробираться по улице.
Тётушка отправилась в театр и взяла меня с собой, — я должен был потом проводить её домой. Но тут и одному-то едва-едва можно было двигаться, а не то что с дамой! Все извозчики были разобраны; тётушка жила далеко от театра, а я, напротив, очень близко; если бы не это, нам с ней пришлось бы засесть в первой сторожевой будке!
Мы вязли в сугробах, нас заносило снегом; я поддерживал, подымал, подталкивал тётушку, и мы упали всего два раза, да и то на мягкую подстилку.
Наконец, мы добрались до ворот моего дома и стрях-
