прасоломъ[1], но честнымъ и трудолюбивымъ человѣкомъ и сумѣлъ составить себѣ капиталецъ, а сынъ еще пріумножилъ его. Купецъ былъ человѣкъ умный и добрый, но люди не такъ много говорили объ этихъ качествахъ, какъ о его богатствѣ.
Онъ велъ знакомство и съ аристократами крови, и съ аристократами ума—какъ это говорится—съ аристократами и крови, и ума вмѣстѣ, и, наконецъ, съ тѣми, которые не могли похвалиться ни тѣмъ, ни другимъ аристократизмомъ.
Итакъ, у него въ домѣ собралось большое общество, но исключительно дѣтское; дѣти болтали безъ умолку; у нихъ, какъ извѣстно, что на умѣ, то и на языкѣ. Въ числѣ дѣтей была одна прелестная маленькая дѣвочка, только ужасно спѣсивая; спѣсь не вбили, а „вцѣловали“ въ нее, и не родители, а слуги,—родители были для этого слишкомъ разумны. Отецъ малютки былъ камеръ-юнкеромъ, и она знала, что это нѣчто „ужасно важное“.
— Я камеръ-юнкерская дочка!—сказала она. Она точно также могла бы быть лавочниковой дочкой,—и то, и другое одинаково не во власти самого человѣка. И вотъ, она разсказывала другимъ дѣтямъ, что въ ней течетъ „настоящая кровь“, а въ комъ ея нѣтъ, изъ того ничего и не выйдетъ. Читай, старайся, учись сколько хочешь, но если въ тебѣ нѣтъ настоящей крови, толку не выйдетъ.—А ужъ изъ тѣхъ, чье имя кончается на „сенъ“,—прибавила она:—никогда ничего не выйдетъ путнаго. Надо упереться руками въ бока, да и держать себя подальше отъ всѣхъ этихъ „сенъ, сенъ!“—И она уперлась прелестными ручонками въ бока и выставила локти, чтобы показать, какъ надо держаться. Славныя у нея были ручонки, да и сама она была премиленькая!
Но дочка купца обидѣлась: фамилія ея отца была Мадсенъ, а она знала, что эта фамилія тоже кончается на „сенъ“, и вотъ, она гордо закинула головку и сказала:
— Зато мой папа можетъ купить леденцовъ на цѣлыхъ сто риксдалеровъ и разбросать ихъ народу! А твой можетъ?
— Ну, а мой папа,—сказала дочка писателя:—можетъ и твоего папу, и твоего, и всѣхъ „папъ“ на свѣтѣ пропечатать въ газетѣ! Всѣ его боятся, говоритъ мама,—вѣдь, это онъ распоряжается газетой!
И дѣвочка прегордо закинула головку—ни дать-ни взять принцесса крови!
- ↑ Прасол — устар. оптовый скупщик скота и разных припасов (обычно мяса, рыбы) для перепродажи. (прим. редактора Викитеки)
прасолом[1], но честным и трудолюбивым человеком и сумел составить себе капиталец, а сын ещё приумножил его. Купец был человек умный и добрый, но люди не так много говорили об этих качествах, как о его богатстве.
Он вёл знакомство и с аристократами крови, и с аристократами ума — как это говорится — с аристократами и крови, и ума вместе, и, наконец, с теми, которые не могли похвалиться ни тем, ни другим аристократизмом.
Итак, у него в доме собралось большое общество, но исключительно детское; дети болтали без умолку; у них, как известно, что на уме, то и на языке. В числе детей была одна прелестная маленькая девочка, только ужасно спесивая; спесь не вбили, а «вцеловали» в неё, и не родители, а слуги, — родители были для этого слишком разумны. Отец малютки был камер-юнкером, и она знала, что это нечто «ужасно важное».
— Я камер-юнкерская дочка! — сказала она. Она точно также могла бы быть лавочниковой дочкой, — и то, и другое одинаково не во власти самого человека. И вот, она рассказывала другим детям, что в ней течёт «настоящая кровь», а в ком её нет, из того ничего и не выйдет. Читай, старайся, учись сколько хочешь, но если в тебе нет настоящей крови, толку не выйдет. — А уж из тех, чьё имя кончается на «сен», — прибавила она: — никогда ничего не выйдет путного. Надо упереться руками в бока, да и держать себя подальше от всех этих «сен, сен!» — И она упёрлась прелестными ручонками в бока и выставила локти, чтобы показать, как надо держаться. Славные у неё были ручонки, да и сама она была премиленькая!
Но дочка купца обиделась: фамилия её отца была Мадсен, а она знала, что эта фамилия тоже кончается на «сен», и вот, она гордо закинула головку и сказала:
— Зато мой папа может купить леденцов на целых сто риксдалеров и разбросать их народу! А твой может?
— Ну, а мой папа, — сказала дочка писателя: — может и твоего папу, и твоего, и всех «пап» на свете пропечатать в газете! Все его боятся, говорит мама, — ведь, это он распоряжается газетой!
И девочка прегордо закинула головку — ни дать ни взять принцесса крови!
