— Не совсѣмъ!—отвѣтилъ незнакомецъ.—Да и врядъ-ли умретъ на этотъ разъ. По крайней мѣрѣ, докторъ ручается за него. Красавица-синьора, что поетъ какъ соловей, всю ночь просидѣла у постели молодчика, пока, наконецъ, докторъ не убѣдилъ ее, что она можетъ быть спокойна,—опасности никакой.
— Вы промахнулись оба раза,—ваши выстрѣлы не попали ни въ его, ни въ ея сердце! Такъ пусть эта парочка летитъ себѣ куда хочетъ, а вы оставайтесь съ нами! Живется намъ весело и вольготно! Вы заживете просто царькомъ, и опасности вамъ будетъ грозить не больше, чѣмъ вообще всѣмъ коронованнымъ особамъ. Вина вдоволь, приключеній и красавицъ вмѣсто одной, которая улетѣла, тоже! Лучше, вѣдь, пить изъ чаши жизни большими глотками, чѣмъ тянуть по капелькамъ!
«Бернардо живъ! Я не убійца!» Эта мысль вдохнула въ мою душу новую жизнь, но не могла утѣшить меня въ потерѣ Аннунціаты. Спокойно и твердо отвѣтилъ я незнакомцу, что они могутъ дѣлать со мной, что хотятъ, но ни воспитаніе, ни воззрѣнія мои не позволяютъ мнѣ вступить съ ними въ иныя отношенія, кромѣ тѣхъ, къ которымъ принудилъ меня случай.
— Ваше освобожденіе будетъ стоить по меньшей мѣрѣ шестьсотъ скудо!—отвѣтилъ онъ мрачно.—Они должны быть доставлены въ теченіе шести дней, иначе вы нашъ—живой или мертвый! Ничто не поможетъ: ни ваше хорошенькое личико, ни моя симпатія къ вамъ. Или мы получимъ за васъ шестьсотъ скудо, или вамъ останется выбрать одно изъ двухъ: вступить въ товарищество съ нами, или съ тѣми, что цѣлуются другъ съ другомъ вонъ тамъ, въ колодцѣ. Напишите вашему другу или красавицѣ-пѣвицѣ! Въ сущности они, вѣдь, обязаны вамъ: благодаря вамъ, они объяснились! И они, конечно, съ удовольствіемъ внесутъ за васъ этотъ ничтожный выкупъ. Такъ дешево не отдѣлывался отъ насъ еще ни одинъ нашъ постоялецъ! Подумайте!—прибавилъ онъ, смѣясь:—Мы на свой счетъ доставили васъ сюда, да будемъ кормить и поить цѣлыхъ шесть дней! Никто не скажетъ, что мы беремъ лишнее!—Я оставался непреклоннымъ.—Упрямая голова!—сказалъ онъ.—Вотъ это я люблю и скажу это даже тогда, когда мнѣ придется всадить тебѣ пулю въ сердце! Но дивлюсь я тебѣ! Наша беззаботная жизнь должна привести въ восхищеніе любого юношу, а ты еще вдобавокъ поэтъ, импровизаторъ и вдругъ, не увлекаешься ею! Ну, а если бы я попросилъ тебя воспѣть удаль и силу, гнѣздящіяся здѣсь, въ скалахъ, развѣ ты не сталъ бы восхвалять эту самую жизнь, которую теперь отвергаешь? На! Выпей вина и покажи намъ свое искусство, воспой «удаль и силу!» Коли угодишь намъ, я накину тебѣ еще лишній денекъ сроку!—Съ этими словами онъ снялъ со стѣны гитару и протянулъ ее мнѣ; всѣ остальные
— Не совсем! — ответил незнакомец. — Да и вряд ли умрёт на этот раз. По крайней мере, доктор ручается за него. Красавица-синьора, что поёт как соловей, всю ночь просидела у постели молодчика, пока, наконец, доктор не убедил её, что она может быть спокойна, — опасности никакой.
— Вы промахнулись оба раза, — ваши выстрелы не попали ни в его, ни в её сердце! Так пусть эта парочка летит себе куда хочет, а вы оставайтесь с нами! Живётся нам весело и вольготно! Вы заживёте просто царьком, и опасности вам будет грозить не больше, чем вообще всем коронованным особам. Вина вдоволь, приключений и красавиц вместо одной, которая улетела, тоже! Лучше, ведь, пить из чаши жизни большими глотками, чем тянуть по капелькам!
«Бернардо жив! Я не убийца!» Эта мысль вдохнула в мою душу новую жизнь, но не могла утешить меня в потере Аннунциаты. Спокойно и твёрдо ответил я незнакомцу, что они могут делать со мной, что хотят, но ни воспитание, ни воззрения мои не позволяют мне вступить с ними в иные отношения, кроме тех, к которым принудил меня случай.
— Ваше освобождение будет стоить по меньшей мере шестьсот скудо! — ответил он мрачно. — Они должны быть доставлены в течение шести дней, иначе вы наш — живой или мёртвый! Ничто не поможет: ни ваше хорошенькое личико, ни моя симпатия к вам. Или мы получим за вас шестьсот скудо, или вам останется выбрать одно из двух: вступить в товарищество с нами, или с теми, что целуются друг с другом вон там, в колодце. Напишите вашему другу или красавице-певице! В сущности они, ведь, обязаны вам: благодаря вам, они объяснились! И они, конечно, с удовольствием внесут за вас этот ничтожный выкуп. Так дёшево не отделывался от нас ещё ни один наш постоялец! Подумайте! — прибавил он, смеясь: — Мы на свой счёт доставили вас сюда, да будем кормить и поить целых шесть дней! Никто не скажет, что мы берём лишнее! — Я оставался непреклонным. — Упрямая голова! — сказал он. — Вот это я люблю и скажу это даже тогда, когда мне придётся всадить тебе пулю в сердце! Но дивлюсь я тебе! Наша беззаботная жизнь должна привести в восхищение любого юношу, а ты ещё вдобавок поэт, импровизатор и вдруг, не увлекаешься ею! Ну, а если бы я попросил тебя воспеть удаль и силу, гнездящиеся здесь, в скалах, разве ты не стал бы восхвалять эту самую жизнь, которую теперь отвергаешь? На! Выпей вина и покажи нам своё искусство, воспой «удаль и силу!» Коли угодишь нам, я накину тебе ещё лишний денёк сроку! — С этими словами он снял со стены гитару и протянул её мне; все остальные
