Страница:Андерсен-Ганзен 3.pdf/199

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


эту птичку выпускали теперь изъ клѣтки, но съ ниткой на ножкѣ,—пусть насладится свободою! Я встрѣтился съ дѣвушкой въ первый разъ за обѣденнымъ столомъ. Она была высока ростомъ, довольно блѣдная и на первый взглядъ далеко не могла показаться красивою, но все лицо ея дышало какою-то особенною искреннею добротою и кротостью. За обѣдомъ присутствовали лишь нѣкоторые близкіе родственники. Никто не представилъ меня Фламиніи, и сама она, повидимому, не узнала меня, но отзывалась на мои рѣдкія замѣчанія съ такою привѣтливостью, къ какой я вообще не привыкъ. Ей удалось поэтому втянуть меня въ общій разговоръ. Я чувствовалъ, что она не дѣлала никакой разницы между мною и всѣмъ остальнымъ обществомъ,—видно, она не знала, кто я былъ такой! Всѣ были веселы, разсказывали анекдоты и комическія приключенія, и маленькая игуменья много смѣялась. Это ободрило меня, и я рѣшился пустить въ ходъ нѣсколько каламбуровъ, имѣвшихъ въ то время большой успѣхъ въ свѣтскихъ гостинныхъ Рима. Но каламбуры эти насмѣшили только Фламинію, всѣ же остальные даже не улыбнулись и заявили, что такихъ плоскихъ остротъ не стоитъ и повторять. Напрасно я увѣрялъ, что надъ ними смѣются во всѣхъ свѣтскихъ кружкахъ.—Ну, это ужъ ты хватилъ черезъ край!—отвѣтила Франческа.—И какъ могутъ забавлять тебя такія глупости? Чѣмъ только не занимаются люди!—Не скажу, чтобы эти каламбуры особенно занимали меня; я привелъ ихъ только, желая внести въ веселую бесѣду и свою лепту. Замѣчаніе Франчески смутило меня, и я замолчалъ.

Вечеромъ собрались гости, и я скромно держался въ сторонѣ. Вокругъ весельчака Перини образовался большой кружокъ. Перини былъ моихъ лѣтъ, но знатнаго рода, очень веселый и находчивый молодой человѣкъ, обладавшій всѣми свѣтскими талантами; онъ слылъ за остряка и потому все, что онъ ни разсказывалъ, находили необыкновенно забавнымъ и острымъ. Я, хоть и стоялъ въ отдаленіи, слышалъ, какъ всѣ громко смѣялись чему-то, особенно Eccellenza. Я подошелъ поближе и услышалъ тѣ же самые каламбуры, съ которыми я такъ неудачно выступилъ сегодня за обѣдомъ. Перини передавалъ ихъ точь-въ-точь тѣми же словами и съ тѣми же оттѣнками, какъ я, но теперь всѣ смѣялись.

— Это презабавно!—вскричалъ Eccellenza, хлопая въ ладоши.—Не правда-ли?—обратился онъ къ маленькой игуменьѣ, стоявшей рядомъ съ нимъ и тоже отъ души смѣявшейся.

— Да, я ужъ посмѣялась надъ этимъ и за обѣдомъ, когда это разсказывалъ Антоніо!—отозвалась она; въ тонѣ ея не было ни малѣйшей колкости; она сказала это такъ просто, съ своею обычною мягкостью, но я былъ готовъ упасть передъ нею на колѣни.

— Да, да! Это просто прелесть!—подтвердила и Франческа. Сердце

Тот же текст в современной орфографии

эту птичку выпускали теперь из клетки, но с ниткой на ножке, — пусть насладится свободою! Я встретился с девушкой в первый раз за обеденным столом. Она была высока ростом, довольно бледная и на первый взгляд далеко не могла показаться красивою, но всё лицо её дышало какою-то особенною искреннею добротою и кротостью. За обедом присутствовали лишь некоторые близкие родственники. Никто не представил меня Фламинии, и сама она, по-видимому, не узнала меня, но отзывалась на мои редкие замечания с такою приветливостью, к какой я вообще не привык. Ей удалось поэтому втянуть меня в общий разговор. Я чувствовал, что она не делала никакой разницы между мною и всем остальным обществом, — видно, она не знала, кто я был такой! Все были веселы, рассказывали анекдоты и комические приключения, и маленькая игуменья много смеялась. Это ободрило меня, и я решился пустить в ход несколько каламбуров, имевших в то время большой успех в светских гостинных Рима. Но каламбуры эти насмешили только Фламинию, все же остальные даже не улыбнулись и заявили, что таких плоских острот не стоит и повторять. Напрасно я уверял, что над ними смеются во всех светских кружках. — Ну, это уж ты хватил через край! — ответила Франческа. — И как могут забавлять тебя такие глупости? Чем только не занимаются люди! — Не скажу, чтобы эти каламбуры особенно занимали меня; я привёл их только, желая внести в весёлую беседу и свою лепту. Замечание Франчески смутило меня, и я замолчал.

Вечером собрались гости, и я скромно держался в стороне. Вокруг весельчака Перини образовался большой кружок. Перини был моих лет, но знатного рода, очень весёлый и находчивый молодой человек, обладавший всеми светскими талантами; он слыл за остряка и потому всё, что он ни рассказывал, находили необыкновенно забавным и острым. Я, хоть и стоял в отдалении, слышал, как все громко смеялись чему-то, особенно Eccellenza. Я подошёл поближе и услышал те же самые каламбуры, с которыми я так неудачно выступил сегодня за обедом. Перини передавал их точь-в-точь теми же словами и с теми же оттенками, как я, но теперь все смеялись.

— Это презабавно! — вскричал Eccellenza, хлопая в ладоши. — Не правда ли? — обратился он к маленькой игуменье, стоявшей рядом с ним и тоже от души смеявшейся.

— Да, я уж посмеялась над этим и за обедом, когда это рассказывал Антонио! — отозвалась она; в тоне её не было ни малейшей колкости; она сказала это так просто, с своею обычною мягкостью, но я был готов упасть перед нею на колени.

— Да, да! Это просто прелесть! — подтвердила и Франческа. Сердце