ливали куры, то и дѣло попадаясь кому-нибудь подъ ноги; мы съ матушкой чуть не упали черезъ нихъ. Анджелина приняла насъ очень радушно, проводила насъ по крутой лѣсенкѣ въ верхнюю коморку и угостила королевскимъ, по моимъ понятіямъ, обѣдомъ. Все было здѣсь превосходно; даже бутылка съ виномъ, и та была украшена: вмѣсто пробки въ горлышкѣ ея красовалась роза. Всѣ три пріятельницы расцѣловались; на мою долю также пришелся поцѣлуй, я волею-неволею долженъ былъ примириться съ этимъ. Анджелина сказала, что я прехорошенькій мальчикъ, и матушка, трепля одною рукой меня по щекѣ, другою принялась прихорашивать меня—то обдергивала рукава курточки, изъ которой я уже выросъ, то натягивала ее повыше на плечи и грудь.
Сейчасъ же послѣ обѣда для насъ уже начался праздникъ: мы должны были принять участіе въ сборѣ цвѣтовъ и зелени для вѣнковъ. Черезъ низенькую дверь мы вышли въ садъ—скорѣе въ бесѣдку, всего въ нѣсколько шаговъ въ длину и въ ширину. Плохонькій заборъ поддерживался широкими твердыми листьями дикаго алоэ, которое образовывало здѣсь естественную изгородь. Гладкое, какъ зеркало, озеро неподвижно покоилось въ глубокой и широкой котловинѣ вулкана, изъ котораго когда-то билъ къ облакамъ огненный фонтанъ. Пробираясь между густыми платанами, вѣтви которыхъ были опутаны ползучими растеніями, мы стали спускаться по уступамъ горы, напоминавшимъ ступени амфитеатра. По ту сторону озера лежалъ, глядясь въ его голубое зеркало, городъ Неми. По дорогѣ мы рвали цвѣты и плели вѣнки, изъ темныхъ вѣтвей оливъ, свѣжихъ виноградныхъ листьевъ и дикихъ левкоевъ.
Синѣющее въ глубинѣ котловины озеро и ясное голубое небо надъ нами то скрывались отъ насъ за густыми вѣтвями деревьевъ и побѣгами виноградниковъ, то опять проглядывали, сливаясь въ одну безграничную синеву. Все было для меня ново и восхищало меня; душа моя была исполнена тихаго блаженства. И теперь еще бываютъ минуты, когда воспоминаніе воскрешаетъ въ моей душѣ всѣ эти чувства; они выступаютъ тогда вновь, такіе же свѣжія, блестящія, какъ мозаичные обломки, извлекаемые изъ погребеннаго подъ лавою города.
Солнце жгло, и, только спустившись къ самому озеру, гдѣ старые платаны, росшіе прямо изъ воды, купали въ ея струяхъ свои оплетенныя дикимъ виноградомъ вѣтви, нашли мы прохладу и могли продолжать нашу работу. Красивыя водяныя растенія лѣниво кивали головками, словно предаваясь подъ этой густою тѣнью сладкой дремотѣ. Скоро солнечные лучи перестали уже освѣщать озеро, а только золотили еще крыши домовъ въ Неми и въ Дженцано. Темнота разливалась все шире и шире и скоро совсѣмъ окружила насъ. Я отошелъ отъ остальныхъ, но всего на нѣсколько шаговъ, такъ какъ матушка боялась, что я упаду въ глубокое
ливали куры, то и дело попадаясь кому-нибудь под ноги; мы с матушкой чуть не упали через них. Анджелина приняла нас очень радушно, проводила нас по крутой лесенке в верхнюю каморку и угостила королевским, по моим понятиям, обедом. Всё было здесь превосходно; даже бутылка с вином, и та была украшена: вместо пробки в горлышке её красовалась роза. Все три приятельницы расцеловались; на мою долю также пришёлся поцелуй, я волею-неволею должен был примириться с этим. Анджелина сказала, что я прехорошенький мальчик, и матушка, трепля одною рукой меня по щеке, другою принялась прихорашивать меня — то обдёргивала рукава курточки, из которой я уже вырос, то натягивала её повыше на плечи и грудь.
Сейчас же после обеда для нас уже начался праздник: мы должны были принять участие в сборе цветов и зелени для венков. Через низенькую дверь мы вышли в сад — скорее в беседку, всего в несколько шагов в длину и в ширину. Плохонький забор поддерживался широкими твёрдыми листьями дикого алоэ, которое образовывало здесь естественную изгородь. Гладкое, как зеркало, озеро неподвижно покоилось в глубокой и широкой котловине вулкана, из которого когда-то бил к облакам огненный фонтан. Пробираясь между густыми платанами, ветви которых были опутаны ползучими растениями, мы стали спускаться по уступам горы, напоминавшим ступени амфитеатра. По ту сторону озера лежал, глядясь в его голубое зеркало, город Неми. По дороге мы рвали цветы и плели венки, из тёмных ветвей олив, свежих виноградных листьев и диких левкоев.
Синеющее в глубине котловины озеро и ясное голубое небо над нами то скрывались от нас за густыми ветвями деревьев и побегами виноградников, то опять проглядывали, сливаясь в одну безграничную синеву. Всё было для меня ново и восхищало меня; душа моя была исполнена тихого блаженства. И теперь ещё бывают минуты, когда воспоминание воскрешает в моей душе все эти чувства; они выступают тогда вновь, такие же свежие, блестящие, как мозаичные обломки, извлекаемые из погребённого под лавою города.
Солнце жгло, и, только спустившись к самому озеру, где старые платаны, росшие прямо из воды, купали в её струях свои оплетённые диким виноградом ветви, нашли мы прохладу и могли продолжать нашу работу. Красивые водяные растения лениво кивали головками, словно предаваясь под этой густою тенью сладкой дремоте. Скоро солнечные лучи перестали уже освещать озеро, а только золотили ещё крыши домов в Неми и в Дженцано. Темнота разливалась всё шире и шире и скоро совсем окружила нас. Я отошёл от остальных, но всего на несколько шагов, так как матушка боялась, что я упаду в глубокое
