дей, исчезло безъ слѣда, когда всѣ равнодушны ко мнѣ, вы приходите ко мнѣ, отыскиваете меня…
— Вы сами оттолкнули меня!—воскликнулъ я.—Вы заставили меня кинуться въ свѣтъ, очертя голову!.. Конечно, то была воля судьбы!—прибавилъ я мягче. Она молчала, но какъ-то странно смотрѣла на меня, словно собиралась сказать что-то. Затѣмъ губы ея зашевелились, но она всетаки не издала ни звука, только глубоко вздохнула и закрыла глаза. Спустя минуту, она открыла ихъ, провела рукою по лбу, какъ будто у нея мелькнула мысль, извѣстная только Богу, да ей, и сказала:—Такъ я увидѣла васъ еще разъ! Я чувствую, что вы добрый, благородный человѣкъ! Вы будете счастливѣе, чѣмъ я! Я спѣла свою лебединую пѣсню. Красота увяла, я одинока! Отъ счастливицы Аннунціаты остался лишь вотъ этотъ портретъ на стѣнѣ… У меня къ вамъ одна просьба. Вы не откажете мнѣ! Васъ проситъ Аннунціата, которая когда-то радовала васъ!..
— Я на все готовъ для васъ!—отвѣтилъ я, цѣлуя ея руку.
— Смотрите на все, что вы видѣли сегодня, какъ на сонъ! Если мы встрѣтимся съ вами еще разъ—мы встрѣтимся, какъ незнакомые! А теперь прощайте!—она протянула мнѣ руку и добавила:—Теперь дороги наши расходятся, но мы встрѣтимся въ лучшемъ мірѣ! Прощайте, Антоніо, будьте счастливы!—Подавленный горемъ, я упалъ передъ нею на колѣни. Не знаю, что я говорилъ еще, знаю только, что она тихо вывела меня изъ комнаты; я не сопротивлялся и только плакалъ, какъ дитя, повторяя:—Я вернусь, вернусь!—Прощайте!—услышалъ я еще разъ ея голосъ, и она скрылась. Меня окружилъ безпросвѣтный мракъ; на улицѣ тоже было темно. «Боже, какъ несчастны могутъ быть твои созданья!» стоналъ я; сонъ бѣжалъ отъ моихъ глазъ. Печальная выдалась ночь!
Весь слѣдующій день я только и дѣлалъ, что составлялъ и вновь отвергалъ разные планы. Я чувствовалъ свою бѣдность! Я былъ всего-на-всего бѣдный сирота, взятый изъ Кампаньи богатыми благодѣтелями, и самыя дарованія мои только еще способствовали увеличенію моей зависимости. Впрочемъ, теперь талантъ мой, кажется, готовъ былъ вывести меня на блестящій путь. Но можетъ-ли онъ быть блестящѣе пути Аннунціаты, а даже этотъ какъ кончился? Мощный потокъ, переливавшій всѣми цвѣтами радуги, впалъ въ концѣ-концовъ въ Понтійскія болота бѣдствій!
Я непремѣнно хотѣлъ еще разъ увидѣть Аннунціату, и черезъ день вновь поднимался къ ней по узкой темной лѣстницѣ. Дверь была заперта. Я постучался. Изъ боковой двери выглянула какая-то старуха и спросила:—Вы вѣрно пришли посмотрѣть комнату? Она слишкомъ мала для васъ!
— А гдѣ же пѣвица?—спросилъ я.—Переѣхала вчера вечеромъ; кажется, даже совсѣмъ уѣхала! И такъ поспѣшно!—отвѣтила старуха.—
дей, исчезло без следа, когда все равнодушны ко мне, вы приходите ко мне, отыскиваете меня…
— Вы сами оттолкнули меня! — воскликнул я. — Вы заставили меня кинуться в свет, очертя голову!.. Конечно, то была воля судьбы! — прибавил я мягче. Она молчала, но как-то странно смотрела на меня, словно собиралась сказать что-то. Затем губы её зашевелились, но она всё-таки не издала ни звука, только глубоко вздохнула и закрыла глаза. Спустя минуту, она открыла их, провела рукою по лбу, как будто у неё мелькнула мысль, известная только Богу, да ей, и сказала: — Так я увидела вас ещё раз! Я чувствую, что вы добрый, благородный человек! Вы будете счастливее, чем я! Я спела свою лебединую песню. Красота увяла, я одинока! От счастливицы Аннунциаты остался лишь вот этот портрет на стене… У меня к вам одна просьба. Вы не откажете мне! Вас просит Аннунциата, которая когда-то радовала вас!..
— Я на всё готов для вас! — ответил я, целуя её руку.
— Смотрите на всё, что вы видели сегодня, как на сон! Если мы встретимся с вами ещё раз — мы встретимся, как незнакомые! А теперь прощайте! — она протянула мне руку и добавила: — Теперь дороги наши расходятся, но мы встретимся в лучшем мире! Прощайте, Антонио, будьте счастливы! — Подавленный горем, я упал перед нею на колени. Не знаю, что я говорил ещё, знаю только, что она тихо вывела меня из комнаты; я не сопротивлялся и только плакал, как дитя, повторяя: — Я вернусь, вернусь! — Прощайте! — услышал я ещё раз её голос, и она скрылась. Меня окружил беспросветный мрак; на улице тоже было темно. «Боже, как несчастны могут быть твои созданья!» стонал я; сон бежал от моих глаз. Печальная выдалась ночь!
Весь следующий день я только и делал, что составлял и вновь отвергал разные планы. Я чувствовал свою бедность! Я был всего-навсего бедный сирота, взятый из Кампаньи богатыми благодетелями, и самые дарования мои только ещё способствовали увеличению моей зависимости. Впрочем, теперь талант мой, кажется, готов был вывести меня на блестящий путь. Но может ли он быть блестящее пути Аннунциаты, а даже этот как кончился? Мощный поток, переливавший всеми цветами радуги, впал в конце концов в Понтийские болота бедствий!
Я непременно хотел ещё раз увидеть Аннунциату, и через день вновь поднимался к ней по узкой тёмной лестнице. Дверь была заперта. Я постучался. Из боковой двери выглянула какая-то старуха и спросила: — Вы верно пришли посмотреть комнату? Она слишком мала для вас!
— А где же певица? — спросил я. — Переехала вчера вечером; кажется, даже совсем уехала! И так поспешно! — ответила старуха. —
