Итакъ, и она теперь знала, что говорятъ о насъ съ нею въ Венеціи! У меня не хватало духу заговорить съ нею послѣ этого, а, между тѣмъ, надо было,—она, вѣдь, была добрымъ геніемъ Аннунціаты и моимъ.
Я сѣлъ въ гондолу и скоро вернулся въ комнату, гдѣ сидѣли за рукодѣльемъ Роза и Марія. Марія, видимо, была смущена. Я не смѣлъ сказать ни слова о томъ, что наполняло теперь всѣ мои мысли, и разсѣянно отвѣчалъ на вопросы Розы. Горе давило меня. Вдругъ Роза взяла меня за руку и сказала:—У васъ, видно, большое горе! Довѣрьтесь намъ! Если мы не сумѣемъ утѣшить васъ, такъ хоть погорюемъ съ вами, какъ истинные друзья.
— Вы знаете все!—воскликнулъ я въ порывѣ отчаянія.
— Марія, можетъ быть, но я ничего не знаю!—отвѣтила старушка.
— Роза!—умоляюще произнесла Марія и схватила тетку за руку.
— Нѣтъ, отъ васъ я не могу имѣть тайнъ!—сказалъ я.—Я разскажу вамъ все! Это облегчитъ мое горе!—И я разсказалъ имъ о своемъ бѣдномъ дѣтствѣ, объ Аннунціатѣ, о бѣгствѣ въ Неаполь, но, замѣтивъ, что Марія слушаетъ меня, сложивъ руки, какъ бывало Фламинія и еще одно существо, я замолчалъ. У меня не хватило духа заговорить въ ея присутствіи о Ларѣ и о видѣніи въ пещерѣ, да это и не относилось къ исторіи Аннунціаты, поэтому я прямо перешелъ къ моей встрѣчѣ съ Аннунціатою въ Венеціи и нашему послѣднему свиданію. Марія закрыла лицо руками и заплакала. Роза молчала.
— Вотъ ужъ не думала-то, не подозрѣвала ничего такого!—сказала она, наконецъ. Марія получила письмо изъ госпиталя сестеръ милосердія; какая-то умирающая заклинала ее придти къ ней. Я поѣхала съ нею, но къ умирающей Марія должна была войти одна; я оставалась съ сестрами.
— Я видѣла Аннунціату!—сказала Марія.—И вы получили то, что она просила меня передать вамъ.
— А что она сказала при этомъ?—спросилъ я.
— «Отдайте это Антоніо, импровизатору, но такъ, чтобы никто не видѣлъ!» Она говорила о васъ, какъ любящая сестра, какъ чистая благородная душа!.. Я видѣла на ей губахъ кровь… Она закрыла глаза при мнѣ!..—Тутъ Марія опять заплакала. Я молча поцѣловалъ руку кроткой, милой дѣвушки въ знакъ благодарности за ея доброту къ умершей, потомъ простился съ Розой и пошелъ въ церковь помолиться за упокой Аннунціаты.
Никогда и нигдѣ еще меня не окружали такимъ вниманіемъ и заботами, какъ съ того дня въ семьѣ Подесты. Я сталъ для Розы и Маріи какъ бы братомъ; онѣ старались удовлетворить малѣйшему моему желанію; заботливость ихъ обо мнѣ и любовь проявлялись даже въ мелочахъ.
Итак, и она теперь знала, что говорят о нас с нею в Венеции! У меня не хватало духу заговорить с нею после этого, а, между тем, надо было, — она, ведь, была добрым гением Аннунциаты и моим.
Я сел в гондолу и скоро вернулся в комнату, где сидели за рукодельем Роза и Мария. Мария, видимо, была смущена. Я не смел сказать ни слова о том, что наполняло теперь все мои мысли, и рассеянно отвечал на вопросы Розы. Горе давило меня. Вдруг Роза взяла меня за руку и сказала: — У вас, видно, большое горе! Доверьтесь нам! Если мы не сумеем утешить вас, так хоть погорюем с вами, как истинные друзья.
— Вы знаете всё! — воскликнул я в порыве отчаяния.
— Мария, может быть, но я ничего не знаю! — ответила старушка.
— Роза! — умоляюще произнесла Мария и схватила тётку за руку.
— Нет, от вас я не могу иметь тайн! — сказал я. — Я расскажу вам всё! Это облегчит моё горе! — И я рассказал им о своём бедном детстве, об Аннунциате, о бегстве в Неаполь, но, заметив, что Мария слушает меня, сложив руки, как бывало Фламиния и ещё одно существо, я замолчал. У меня не хватило духа заговорить в её присутствии о Ларе и о видении в пещере, да это и не относилось к истории Аннунциаты, поэтому я прямо перешёл к моей встрече с Аннунциатою в Венеции и нашему последнему свиданию. Мария закрыла лицо руками и заплакала. Роза молчала.
— Вот уж не думала-то, не подозревала ничего такого! — сказала она, наконец. Мария получила письмо из госпиталя сестёр милосердия; какая-то умирающая заклинала её прийти к ней. Я поехала с нею, но к умирающей Мария должна была войти одна; я оставалась с сёстрами.
— Я видела Аннунциату! — сказала Мария. — И вы получили то, что она просила меня передать вам.
— А что она сказала при этом? — спросил я.
— «Отдайте это Антонио, импровизатору, но так, чтобы никто не видел!» Она говорила о вас, как любящая сестра, как чистая благородная душа!.. Я видела на ей губах кровь… Она закрыла глаза при мне!.. — Тут Мария опять заплакала. Я молча поцеловал руку кроткой, милой девушки в знак благодарности за её доброту к умершей, потом простился с Розой и пошёл в церковь помолиться за упокой Аннунциаты.
Никогда и нигде ещё меня не окружали таким вниманием и заботами, как с того дня в семье Подесты. Я стал для Розы и Марии как бы братом; они старались удовлетворить малейшему моему желанию; заботливость их обо мне и любовь проявлялись даже в мелочах.
