стояла старушка съ ребенкомъ на рукахъ. Какой-то иностранецъ, высокаго роста, блѣдный, съ выразительными чертами лица, одѣтый въ голубой сюртукъ, подошелъ къ дѣвочкѣ и сталъ играть съ нею, восхищаясь ея красотою. Онъ говорилъ по-французски, но зналъ нѣсколько словъ и по-итальянски; его шутки снискали ему благосклонность дѣвочки, и она даже потянулась поцѣловать его. Онъ спросилъ, какъ ее зовутъ.—Аннунціатою!—отвѣтила старушка, наша дорогая Роза.—Прелестное имя!—сказалъ онъ и поцѣловалъ ребенка, дочку, которую подарила мнѣ Лара. Я подошелъ къ нему; онъ оказался датчаниномъ. Тутъ же, въ комнатѣ, находился и еще одинъ его землякъ, человѣкъ не большого роста, съ серьезнымъ и умнымъ взглядомъ. Я раскланялся съ обоими; они, вѣдь, были соотечественниками Федериго и великаго Торвальдсена. Первый, какъ я узналъ отъ нихъ, былъ теперь въ Даніи, второй еще въ Римѣ; онъ больше, вѣдь, принадлежалъ Италіи, нежели своему холодному, мрачному сѣверу.
Мы пошли на берегъ моря и сѣли въ маленькія лодочки, на которыхъ перевозили иностранцевъ на другую сторону острова. Въ каждую лодочку брали только двоихъ; одинъ садился на одномъ концѣ лодки, другой на другомъ, а гребецъ помѣщался посрединѣ.
Я смотрѣлъ въ прозрачную водяную глубину, и воспоминанія слетались ко мнѣ свѣтлымъ роемъ. Гребецъ сильно отталкивался веслами, и лодочка наша летѣла съ быстротою стрѣлы. Мы далеко опередили остальныхъ. Скоро отлогій берегъ Капри скрылся изъ вида, и мы видѣли передъ собою только отвѣсныя крутыя скалы. Вода была голубая, цвѣта горящей сѣры. Голубыя волны бились о скалы, обросшія красными морскими яблоками. Мы были уже возлѣ противоположной стороны острова, и вотъ, между отвѣсными скалами открылось небольшое отверстіе; наша лодочка едва-едва могла проскользнуть въ него.
— Заколдованная пещера!—воскликнулъ я, и воспоминанія разомъ хлынули мнѣ въ душу.
— Да!—сказалъ гребецъ.—Такъ ее звали прежде! Теперь же разузнали, что́ это такое!—И онъ разсказалъ намъ о двухъ нѣмцахъ-художникахъ, Фрисѣ и Копишѣ, которые три года тому назадъ отважились вплыть въ пещеру и открыли тамъ красоты, на которыя теперь считаетъ долгомъ полюбоваться каждый пріѣзжій. Мы приблизились къ ущелью; сводъ подымался надъ водою не больше чѣмъ на какой-нибудь аршинъ. Гребецъ сложилъ весла, всѣ мы легли на дно лодки, и она, направляемая его рукою, скользнула въ темное отверстіе. Я услышалъ глубокій вздохъ Лары; было въ самомъ дѣлѣ жутко, но всего одну минуту. Затѣмъ мы очутились подъ обширными сводами пещеры, гдѣ все сіяло лазурью. Вода подъ нами горѣла голубымъ огнемъ. Изъ пещеры не было
стояла старушка с ребёнком на руках. Какой-то иностранец, высокого роста, бледный, с выразительными чертами лица, одетый в голубой сюртук, подошёл к девочке и стал играть с нею, восхищаясь её красотою. Он говорил по-французски, но знал несколько слов и по-итальянски; его шутки снискали ему благосклонность девочки, и она даже потянулась поцеловать его. Он спросил, как её зовут. — Аннунциатою! — ответила старушка, наша дорогая Роза. — Прелестное имя! — сказал он и поцеловал ребёнка, дочку, которую подарила мне Лара. Я подошёл к нему; он оказался датчанином. Тут же, в комнате, находился и ещё один его земляк, человек небольшого роста, с серьёзным и умным взглядом. Я раскланялся с обоими; они, ведь, были соотечественниками Федериго и великого Торвальдсена. Первый, как я узнал от них, был теперь в Дании, второй ещё в Риме; он больше, ведь, принадлежал Италии, нежели своему холодному, мрачному северу.
Мы пошли на берег моря и сели в маленькие лодочки, на которых перевозили иностранцев на другую сторону острова. В каждую лодочку брали только двоих; один садился на одном конце лодки, другой на другом, а гребец помещался посредине.
Я смотрел в прозрачную водяную глубину, и воспоминания слетались ко мне светлым роем. Гребец сильно отталкивался вёслами, и лодочка наша летела с быстротою стрелы. Мы далеко опередили остальных. Скоро отлогий берег Капри скрылся из вида, и мы видели перед собою только отвесные крутые скалы. Вода была голубая, цвета горящей серы. Голубые волны бились о скалы, обросшие красными морскими яблоками. Мы были уже возле противоположной стороны острова, и вот, между отвесными скалами открылось небольшое отверстие; наша лодочка едва-едва могла проскользнуть в него.
— Заколдованная пещера! — воскликнул я, и воспоминания разом хлынули мне в душу.
— Да! — сказал гребец. — Так её звали прежде! Теперь же разузнали, что́ это такое! — И он рассказал нам о двух немцах-художниках, Фрисе и Копише, которые три года тому назад отважились вплыть в пещеру и открыли там красоты, на которые теперь считает долгом полюбоваться каждый приезжий. Мы приблизились к ущелью; свод подымался над водою не больше чем на какой-нибудь аршин. Гребец сложил вёсла, все мы легли на дно лодки, и она, направляемая его рукою, скользнула в тёмное отверстие. Я услышал глубокий вздох Лары; было в самом деле жутко, но всего одну минуту. Затем мы очутились под обширными сводами пещеры, где всё сияло лазурью. Вода под нами горела голубым огнём. Из пещеры не было
