не влетятъ сюда, пролетятъ мимо, бѣдныя твари! Спи сладко, мой ангелочекъ!—И онъ закрылъ за собою дверь.
Долго ходилъ онъ по своей комнатѣ, прибирая что-то; потомъ я услышалъ тамъ чужіе голоса, а сквозь щелочку увидѣлъ и свѣтъ лампы. Я приподнялся, но какъ можно осторожнѣе, потому что сухая солома сильно шуршала, и я боялся, что на этотъ шумъ войдутъ ко мнѣ. Сквозь щель я увидѣлъ, что оба фитиля лампы были зажжены, на столѣ лежалъ хлѣбъ и коренья, а бутылка съ виномъ гуляла вокругъ стола изъ рукъ въ руки. За столомъ сидѣла цѣлая компанія нищихъ-калѣкъ. Я сразу узналъ ихъ, хотя они смотрѣли теперь совсѣмъ не такъ, какъ обыкновенно. Умирающій отъ лихорадки Лоренцо болталъ безъ умолку и громко смѣялся, а днемъ я всегда видѣлъ его распростертымъ на травѣ на холмѣ Пинчіо; обвязанная голова его опиралась тогда о древесный стволъ, а губы еле шевелились; жена его, указывая на несчастнаго страдальца, взывала къ состраданію прохожихъ. Франчіа, безпалый дѣтина, барабанилъ обрубками пальцевъ по плечу слѣпой Катарины и вполголоса напѣвалъ пѣсню о «Cavaliére Torchino». Двое-трое остальныхъ сидѣли ближе къ дверямъ и въ тѣни, такъ что я не могъ узнать ихъ. Сердце у меня такъ и стучало отъ страха; я услышалъ, что они говорятъ обо мнѣ.
— А годится мальчишка на что-нибудь?—спросилъ одинъ.—Есть у него какой нибудь изъянъ?
— Нѣтъ, Мадонна не была къ нему такъ милостива!—сказалъ Пеппо.—Онъ строенъ и красивъ, какъ барскій ребенокъ.
— Плохо!—сказали всѣ, но слѣпая Катарина прибавила, что ничего не стоитъ немножко попортить меня, чтобы я могъ снискивать себѣ хлѣбъ земной, пока Мадонна не удостоитъ меня небеснаго.
— Да,—сказалъ Пеппо:—была бы умна сестра моя, мальчишка давно нашелъ бы свое счастье! У него такой голосъ, что у твоихъ ангеловъ! Онъ прямо рожденъ папскимъ пѣвчимъ! Изъ него вышелъ бы такой пѣвецъ!
Они заговорили о моемъ возрастѣ, о томъ, что еще можетъ случиться и что можно предпринять для моего счастья. Я не понялъ хорошенько, что такое они хотѣли сдѣлать со мною, но ясно видѣлъ, что они замышляли дурное, и задрожалъ отъ страха. Какъ мнѣ вырваться оттуда? Вотъ чѣмъ были заняты всѣ мои мысли. И куда бѣжать? Надъ этимъ я, впрочемъ, не задумался. Я отползъ отъ дверей, взлѣзъ на какой-то чурбанъ, приподнялся къ самой отдушинѣ и высунулся. На улицѣ не было видно ни души; всѣ двери были заперты. Мнѣ предстояло сдѣлать большой прыжокъ внизъ, и я не рѣшался на него, но вдругъ мнѣ показалось, что за ручку двери взялись… Кто-то хотѣлъ войти ко мнѣ! Страхъ охватилъ меня, я разомъ скользнулъ по стѣнѣ внизъ и тяжело упалъ на землю и мягкій дернъ.
не влетят сюда, пролетят мимо, бедные твари! Спи сладко, мой ангелочек! — И он закрыл за собою дверь.
Долго ходил он по своей комнате, прибирая что-то; потом я услышал там чужие голоса, а сквозь щёлочку увидел и свет лампы. Я приподнялся, но как можно осторожнее, потому что сухая солома сильно шуршала, и я боялся, что на этот шум войдут ко мне. Сквозь щель я увидел, что оба фитиля лампы были зажжены, на столе лежал хлеб и коренья, а бутылка с вином гуляла вокруг стола из рук в руки. За столом сидела целая компания нищих-калек. Я сразу узнал их, хотя они смотрели теперь совсем не так, как обыкновенно. Умирающий от лихорадки Лоренцо болтал без умолку и громко смеялся, а днём я всегда видел его распростёртым на траве на холме Пинчио; обвязанная голова его опиралась тогда о древесный ствол, а губы еле шевелились; жена его, указывая на несчастного страдальца, взывала к состраданию прохожих. Франчиа, беспалый детина, барабанил обрубками пальцев по плечу слепой Катарины и вполголоса напевал песню о «Cavaliére Torchino». Двое-трое остальных сидели ближе к дверям и в тени, так что я не мог узнать их. Сердце у меня так и стучало от страха; я услышал, что они говорят обо мне.
— А годится мальчишка на что-нибудь? — спросил один. — Есть у него какой нибудь изъян?
— Нет, Мадонна не была к нему так милостива! — сказал Пеппо. — Он строен и красив, как барский ребёнок.
— Плохо! — сказали все, но слепая Катарина прибавила, что ничего не стоит немножко попортить меня, чтобы я мог снискивать себе хлеб земной, пока Мадонна не удостоит меня небесного.
— Да, — сказал Пеппо: — была бы умна сестра моя, мальчишка давно нашёл бы своё счастье! У него такой голос, что у твоих ангелов! Он прямо рождён папским певчим! Из него вышел бы такой певец!
Они заговорили о моём возрасте, о том, что ещё может случиться и что можно предпринять для моего счастья. Я не понял хорошенько, что такое они хотели сделать со мною, но ясно видел, что они замышляли дурное, и задрожал от страха. Как мне вырваться оттуда? Вот чем были заняты все мои мысли. И куда бежать? Над этим я, впрочем, не задумался. Я отполз от дверей, взлез на какой-то чурбан, приподнялся к самой отдушине и высунулся. На улице не было видно ни души; все двери были заперты. Мне предстояло сделать большой прыжок вниз, и я не решался на него, но вдруг мне показалось, что за ручку двери взялись… Кто-то хотел войти ко мне! Страх охватил меня, я разом скользнул по стене вниз и тяжело упал на землю и мягкий дёрн.
