рошія средства, я могъ окружить ее полнымъ довольствомъ, и она любила меня. Но родители ея и она сама поставили непремѣннымъ условіемъ нашего брака мой переходъ въ христіанство.
— А вы не хотѣли?
— Я не могъ! Нельзя съ спокойною совѣстью перебѣжать изъ одной религіи въ другую! Или согрѣшишь передъ тою, которой измѣнилъ, или передъ тою, которую принялъ!
— У васъ нѣтъ вѣры!—сказалъ Петька.
— У меня есть Богъ отцовъ моихъ! Онъ освѣщаетъ и направляетъ мои стопы, мой разумъ!
Нѣсколько минутъ прошли въ глубокомъ молчаніи, потомъ учитель подсѣлъ къ клавикордамъ и заигралъ мотивъ старинной народной пѣсни; слова ея не шли, однако, съ языка ни у того, ни у другого; каждый при этомъ думалъ свое.
Петька не сталъ перечитывать письма госпожи Габріэль, а эта и не подозрѣвала, какое горе причинила своимъ посланіемъ. Спустя нѣсколько дней, пришло письмо и отъ самого господина Габріэля. Онъ также пожелалъ поздравить своего бывшаго ученика, да къ тому же имѣлъ къ нему маленькую просьбу; она-то собственно и подала поводъ къ письму. Господинъ Габріэль просилъ Петьку купить небольшую группу изъ фарфора, изображающую Амура и Гименея, любовь и бракъ. «У насъ въ городѣ она распродана», писалъ онъ: «а въ столицѣ ее, я думаю, легко достать. Деньги прилагаю и прошу выслать вещицу поскорѣе. Она нужна для свадебнаго подарка совѣтнику; мы съ супругою были на его свадьбѣ». Затѣмъ онъ сообщалъ, что «юному Массену никогда не бывать студентомъ! Онъ бросилъ нашъ домъ, испачкавъ всѣ стѣны непристойностями по адресу семейства. Испорченный субъектъ! Впрочемъ «Sunt pueri pueri, pueri puerilla tractant», т. е. «Мальчики—мальчики, а мальчики выкидываютъ и мальчишескія штуки!» Я перевожу это тебѣ, такъ какъ ты не классикъ». Этимъ и заканчивалось письмо господина Габріэля.
рошие средства, я мог окружить её полным довольством, и она любила меня. Но родители её и она сама поставили непременным условием нашего брака мой переход в христианство.
— А вы не хотели?
— Я не мог! Нельзя со спокойною совестью перебежать из одной религии в другую! Или согрешишь перед тою, которой изменил, или перед тою, которую принял!
— У вас нет веры! — сказал Петька.
— У меня есть Бог отцов моих! Он освещает и направляет мои стопы, мой разум!
Несколько минут прошли в глубоком молчании, потом учитель подсел к клавикордам и заиграл мотив старинной народной песни; слова её не шли, однако, с языка ни у того, ни у другого; каждый при этом думал своё.
Петька не стал перечитывать письма госпожи Габриэль, а эта и не подозревала, какое горе причинила своим посланием. Спустя несколько дней, пришло письмо и от самого господина Габриэля. Он также пожелал поздравить своего бывшего ученика, да к тому же имел к нему маленькую просьбу; она-то собственно и подала повод к письму. Господин Габриэль просил Петьку купить небольшую группу из фарфора, изображающую Амура и Гименея, любовь и брак. «У нас в городе она распродана», — писал он: «а в столице её, я думаю, легко достать. Деньги прилагаю и прошу выслать вещицу поскорее. Она нужна для свадебного подарка советнику; мы с супругою были на его свадьбе». Затем он сообщал, что «юному Массену никогда не бывать студентом! Он бросил наш дом, испачкав все стены непристойностями по адресу семейства. Испорченный субъект! Впрочем «Sunt pueri pueri, pueri puerilla tractant», т. е. «Мальчики — мальчики, а мальчики выкидывают и мальчишеские штуки!» Я перевожу это тебе, так как ты не классик». Этим и заканчивалось письмо господина Габриэля.
Часто, сидя за клавикордами, Петька наигрывалъ то, что звучало у него въ душѣ, и изъ-подъ пальцевъ его лились звучныя мелодіи; иногда онъ подбиралъ къ нимъ и слова, удивительно соотвѣтствовавшія музыкѣ. Такъ создалось нѣсколько поэтичныхъ и мелодичныхъ пѣсенокъ. Петька напѣвалъ ихъ только вполголоса, какъ будто тая отъ ушей постороннихъ.
Все земное, какъ вѣтеръ, уносится въ даль, |
Часто, сидя за клавикордами, Петька наигрывал то, что звучало у него в душе, и из-под пальцев его лились звучные мелодии; иногда он подбирал к ним и слова, удивительно соответствовавшие музыке. Так создалось несколько поэтичных и мелодичных песенок. Петька напевал их только вполголоса, как будто тая от ушей посторонних.
Всё земное, как ветер, уносится в даль, |
