вышался маленькій жертвенникъ, на которомъ стояли чаша съ святой водой, цвѣты въ вазахъ и горѣли восковыя свѣчки. Въ глубинѣ храма помѣщалось изображеніе Фу, высшаго божества, въ балахонѣ изъ шелковой матеріи священнаго желтаго цвѣта. У подножія жертвенника сидѣло живое существо, молодой бонза. Онъ, вѣроятно, молился, да вдругъ задумался о чемъ-то. Должно быть, дѣло было нечисто,—щеки его горѣли яркимъ румянцемъ, а голова все больше и больше клонилась на грудь! Бѣдный Суи-Хунгъ! О чемъ онъ задумался? Унесся ли онъ мечтою въ маленькій садикъ, какіе красуются здѣсь передъ каждымъ домомъ, жалѣлъ-ли о своемъ прежнемъ ремеслѣ, желалъ-ли опять работать на волѣ вмѣсто того, чтобы вѣчно сидѣть тутъ въ храмѣ, наблюдая за горящими восковыми свѣчками?.. Или онъ мысленно пировалъ за роскошно-убраннымъ столомъ, вкушая тонкія блюда и обтирая губы серебристой бумагой? Можетъ быть, мысли его были до того грѣховны, что, выскажи онъ ихъ, небо покарало бы его смертью? Можетъ быть, онъ дерзнулъ унестись мысленно на кораблѣ варваровъ въ ихъ отчизну, далекую Англію? Нѣтъ, такъ далеко онъ не залеталъ, и все же мысли его были такъ грѣховны, что грѣховнѣе ихъ и не могла бы подсказать человѣку горячая молодая кровь! И гдѣ же онъ предавался имъ? Въ храмѣ, передъ лицомъ Фу и другихъ боговъ! Я знаю, гдѣ витали его мысли. На краю города, на плоской крышѣ, обнесенной блестящими, словно фарфоровыми, перилами, между вазами, съ чудесными душистыми бѣлыми колокольчиками, сидитъ красавица Пэ. Узенькіе, плутовскіе глазенки, полныя, сочныя губки, и крохотная ножка! Башмачокъ жметъ ножку, но куда больнѣе сжимаетъ тоска сердечко! Тоскливо заламываетъ она нѣжныя, словно выточенныя, ручки, и атласные рукава громко шуршатъ. Передъ нею стеклянная ваза съ водою; въ водѣ плаваютъ четыре золотыя рыбки. Пэ медленно и задумчиво помѣшиваетъ воду пестрой лакированной палочкой. Можетъ быть, она задумалась о рыбкахъ: какъ ярко блеститъ ихъ чешуя, какъ спокойно имъ живется въ стеклянной вазѣ, какъ сытно ихъ кормятъ… и все же куда счастливѣе жилось бы имъ на свободѣ! Да, именно объ этомъ и думала красавица Пэ. Затѣмъ мысль ея унеслась изъ родного дома въ храмъ, но привлекли ее туда не боги. Бѣдняжка Пэ! Бѣдняга Суи-Хунгъ! Земныя мысли ваши встрѣтились, но, словно мечъ херувима, блеснулъ и раздѣлилъ ихъ мой холодный лучъ!»
вышался маленький жертвенник, на котором стояли чаша со святой водой, цветы в вазах и горели восковые свечки. В глубине храма помещалось изображение Фу, высшего божества, в балахоне из шёлковой материи священного жёлтого цвета. У подножия жертвенника сидело живое существо, молодой бонза. Он, вероятно, молился, да вдруг задумался о чём-то. Должно быть, дело было нечисто, — щёки его горели ярким румянцем, а голова всё больше и больше клонилась на грудь! Бедный Суи-Хунг! О чём он задумался? Унёсся ли он мечтою в маленький садик, какие красуются здесь перед каждым домом, жалел ли о своём прежнем ремесле, желал ли опять работать на воле вместо того, чтобы вечно сидеть тут в храме, наблюдая за горящими восковыми свечками?.. Или он мысленно пировал за роскошно-убранным столом, вкушая тонкие блюда и обтирая губы серебристой бумагой? Может быть, мысли его были до того греховны, что, выскажи он их, небо покарало бы его смертью? Может быть, он дерзнул унестись мысленно на корабле варваров в их отчизну, далёкую Англию? Нет, так далеко он не залетал, и всё же мысли его были так греховны, что греховнее их и не могла бы подсказать человеку горячая молодая кровь! И где же он предавался им? В храме, перед лицом Фу и других богов! Я знаю, где витали его мысли. На краю города, на плоской крыше, обнесённой блестящими, словно фарфоровыми, перилами, между вазами, с чудесными душистыми белыми колокольчиками, сидит красавица Пэ. Узенькие, плутовские глазёнки, полные, сочные губки, и крохотная ножка! Башмачок жмёт ножку, но куда больнее сжимает тоска сердечко! Тоскливо заламывает она нежные, словно выточенные, ручки, и атласные рукава громко шуршат. Перед нею стеклянная ваза с водою; в воде плавают четыре золотые рыбки. Пэ медленно и задумчиво помешивает воду пёстрой лакированной палочкой. Может быть, она задумалась о рыбках: как ярко блестит их чешуя, как спокойно им живётся в стеклянной вазе, как сытно их кормят… и всё же куда счастливее жилось бы им на свободе! Да, именно об этом и думала красавица Пэ. Затем мысль её унеслась из родного дома в храм, но привлекли её туда не боги. Бедняжка Пэ! Бедняга Суи-Хунг! Земные мысли ваши встретились, но, словно меч херувима, блеснул и разделил их мой холодный луч!»
«Море какъ будто заснуло!» разсказывалъ мѣсяцъ. «Волны его спорили прозрачностью съ волнами чистаго эфира, въ которомъ я плылъ. Взоръ мой проникалъ въ водяную глубь и ясно различалъ тамъ причудливыя растенія; ихъ саженные стебли тянулись ко мнѣ, точно какія-то гигантскіе древесные стволы; надъ вершинами ихъ проплывали рыбы. Вы-
«Море как будто заснуло!» — рассказывал месяц. «Волны его спорили прозрачностью с волнами чистого эфира, в котором я плыл. Взор мой проникал в водяную глубь и ясно различал там причудливые растения; их саженные стебли тянулись ко мне, точно какие-то гигантские древесные стволы; над вершинами их проплывали рыбы. Вы-
