а таково большинство молодыхъ поэтовъ—онъ желаетъ увеличить число своихъ слушателей и ради этого начинаетъ оригинальничать, поетъ не своимъ голосомъ. Иногда это и помогаетъ! Чѣмъ диковиннѣе звучатъ его поэтическіе вопли, тѣмъ больше обращаютъ на него вниманія. Такимъ образомъ онъ собираетъ вокругъ себя публику; а кому изъ вновь выступающихъ пѣвцовъ это не желательно? Вотъ всѣ они и стараются превзойти другъ друга въ оригинальничаньи.
Нечего грѣха таить! Хотѣлось привлечь на себя вниманіе и мнѣ, когда я подумывалъ описать мое путешествіе. Я желалъ быть оригинальнымъ и уже составилъ цѣлый планъ—кстати сказать, еще до самой поѣздки. Я рѣшилъ усадить читательницъ и читателей и представить имъ мое путешествіе въ драматической формѣ,—идея абсолютно новая! Да, я задумалъ написать цѣлую драму съ прологомъ и антрактами, а также увертюру къ ней. Въ антрактахъ иронизировать предоставлялось самой публикѣ, въ прологѣ же это бралъ на себя я. Увертюра должна была исполняться полнымъ оркестромъ; глухой гулъ толпы будетъ изображать турецкую музыку, все усиливающійся рокотъ волнъ—crescendo, а щебетанье птицъ и молоденькихъ дамочекъ на Лангелиніе[1]—adagio. На самомъ пароходѣ я тоже нашелъ бы, конечно, спутниковъ, которые пригодились бы для увертюры, а мое собственное сердце могло бы сыграть небольшое соло на арфѣ. Словомъ, я полагалъ, что переѣздъ отъ Копенгагена до Любека могъ бы доставить довольно таки разнообразный матеріалъ для увертюры. Съ прибытіемъ въ Травемюнде начался бы прологъ, а съ прибытіемъ въ Любекъ и самая драма. Да, никто еще не описывалъ своего путешествія такимъ образомъ; значитъ, рѣшено! И я отправился въ путь.
Но вотъ замелькали одно за другимъ новые незнакомые мѣста и люди; для меня открылся между горами новый міръ, меня окружила чудная природа; она не щеголяла оригинальностью, и все же была оригинальна, хоть и оставалась самою-собою. «А не въ этомъ-ли и есть вся суть?» подумалъ я, и всѣ эти дѣланныя оригинальныя затѣи какъ вѣтромъ вымело у меня изъ головы! Я рѣшилъ описать все видѣнное мною просто, безъ всякихъ прикрасъ. Не выйдетъ ничего оригинальнаго—значитъ, я самъ только копія, а это—что-то невѣроятно. Если ужъ ни одинъ листочекъ на деревѣ не похожъ на другой, какъ же тогда человѣкъ, оставаясь самимъ собою, можетъ явиться копіей съ другихъ людей? Итакъ, читатели, проститесь съ увертюрой, прологомъ и антрактами! Изъ этого, впрочемъ, вовсе не слѣдуетъ, чтобы вамъ не стоило оставаться на своихъ мѣстахъ: я раскрою вамъ
- ↑ Набережная Зунда, излюбленное мѣсто прогулокъ копенгагенцевъ. Примѣч. перев.
а таково большинство молодых поэтов — он желает увеличить число своих слушателей и ради этого начинает оригинальничать, поёт не своим голосом. Иногда это и помогает! Чем диковиннее звучат его поэтические вопли, тем больше обращают на него внимания. Таким образом он собирает вокруг себя публику; а кому из вновь выступающих певцов это не желательно? Вот все они и стараются превзойти друг друга в оригинальничаньи.
Нечего греха таить! Хотелось привлечь на себя внимание и мне, когда я подумывал описать моё путешествие. Я желал быть оригинальным и уже составил целый план — кстати сказать, ещё до самой поездки. Я решил усадить читательниц и читателей и представить им моё путешествие в драматической форме, — идея абсолютно новая! Да, я задумал написать целую драму с прологом и антрактами, а также увертюру к ней. В антрактах иронизировать предоставлялось самой публике, в прологе же это брал на себя я. Увертюра должна была исполняться полным оркестром; глухой гул толпы будет изображать турецкую музыку, всё усиливающийся рокот волн — crescendo, а щебетанье птиц и молоденьких дамочек на Лангелиние[1] — adagio. На самом пароходе я тоже нашёл бы, конечно, спутников, которые пригодились бы для увертюры, а моё собственное сердце могло бы сыграть небольшое соло на арфе. Словом, я полагал, что переезд от Копенгагена до Любека мог бы доставить довольно таки разнообразный материал для увертюры. С прибытием в Травемюнде начался бы пролог, а с прибытием в Любек и самая драма. Да, никто ещё не описывал своего путешествия таким образом; значит, решено! И я отправился в путь.
Но вот замелькали одно за другим новые незнакомые места и люди; для меня открылся между горами новый мир, меня окружила чудная природа; она не щеголяла оригинальностью, и всё же была оригинальна, хоть и оставалась самою-собою. «А не в этом ли и есть вся суть?» — подумал я, и все эти деланные оригинальные затеи как ветром вымело у меня из головы! Я решил описать всё виденное мною просто, без всяких прикрас. Не выйдет ничего оригинального — значит, я сам только копия, а это — что-то невероятно. Если уж ни один листочек на дереве не похож на другой, как же тогда человек, оставаясь самим собою, может явиться копией с других людей? Итак, читатели, проститесь с увертюрой, прологом и антрактами! Из этого, впрочем, вовсе не следует, чтобы вам не стоило оставаться на своих местах: я раскрою вам
- ↑ Набережная Зунда, излюбленное место прогулок копенгагенцев. Примеч. перев.
