Страница:Андерсен-Ганзен 3.pdf/418

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана




ЯВЛЕНІЕ 10-е.
Тѣ же, художникъ Герцманъ и композиторъ Сёренсенъ (изящной наружности и элегантно одѣтый).

Герцманъ. Привѣтъ вамъ! Теперь мы знаемъ, что такое любовь,—мы видѣли твою пьесу! Вотъ такъ стихи! Въ лайковыхъ перчаткахъ, а жгутся!—Позволь тебѣ представить сего юнаго льва, рожденнаго въ Даніи, а гриву отростившаго заграницей, композитора Сёренсена! Онъ мигомъ положитъ всѣ твои сокровеннѣйшія думы на четыре тромбона!

Сёренсенъ. Очень счастливъ и радъ познакомиться съ высокоталантливымъ поэтомъ. Eugène Sue далъ намъ «Mystères de Paris» во всемъ ихъ ужасѣ, а вы дали «Mystères d’amour» во всей ихъ благородной прелести!

Іесперсенъ. Спасибо, Герцманъ, за такое знакомство!—Господинъ Сёренсенъ, позвольте отрекомендовать вамъ нашего достойнаго друга, редактора и издателя «Духа Времени», Момсена!

Редакторъ. Вы не привезли съ собой чего-нибудь новенькаго? Или не пишете-ли чего-нибудь? А то бы я кстати упомянулъ объ этомъ въ замѣткѣ о вашемъ пріѣздѣ.

Герцманъ. У него полный чемоданъ! Ну говори же,—теперь, вѣдь, начинается твое безсмертіе!..—«Потопъ»—самое крупное его произведеніе.

Сёренсенъ. Да, это большая музыкальная картина. Начинается звуками плясовыхъ мотивовъ, переходящихъ затѣмъ, если можно такъ выразиться—въ неприличныя завыванія, что выражаетъ всеобщее растлѣніе нравовъ, испорченность вѣка. Потомъ слышится какъ будто шумъ падающаго дождя, бушеванье волнъ… Потомъ молитва Ноя… Животныя идутъ въ ковчегъ: львы рыкаютъ, бараны блеютъ…

Герцманъ. На какихъ инструментахъ блеютъ?

Сёренсенъ. На фаготахъ! Очень натурально выходитъ!—Затѣмъ опять удары волнъ, ковчегъ плыветъ… Потомъ piano, pianissimo… прилетаетъ голубь, и показывается радуга…

Редакторъ. Геніально! Я попрошу васъ дать мнѣ этакій маленькій набросокъ… насчетъ всего этого.

Сёренсенъ. Охотно.—Оканчивается же все торжественнымъ маршемъ!

Герцманъ. Да, въ этомъ молодцѣ есть таки кое-что! Въ тебѣ тоже, Іесперсенъ! Знаешь, я началъ набрасывать одну вещицу… именно на тэму твоей послѣдней пьесы. Это будетъ гравюра, пусть Момсенъ выпуститъ ее въ свѣтъ.

Іесперсенъ. Что же это за вещица?

Герцманъ. Видишь, по серединѣ—твои чертовски прелестные стихи «въ груди моей пламя горитъ», кругомъ—рамка или вѣнокъ, назови какъ хочешь, изъ терна, репейника и розъ, а между цвѣтами и листьями прогля-

Тот же текст в современной орфографии


ЯВЛЕНИЕ 10-е
Те же, художник Герцман и композитор Сёренсен (изящной наружности и элегантно одетый).

Герцман. Привет вам! Теперь мы знаем, что такое любовь, — мы видели твою пьесу! Вот так стихи! В лайковых перчатках, а жгутся! — Позволь тебе представить сего юного льва, рожденного в Дании, а гриву отрастившего за границей, композитора Сёренсена! Он мигом положит все твои сокровеннейшие думы на четыре тромбона!

Сёренсен. Очень счастлив и рад познакомиться с высокоталантливым поэтом. Eugène Sue дал нам «Mystères de Paris» во всём их ужасе, а вы дали «Mystères d’amour» во всей их благородной прелести!

Иесперсен. Спасибо, Герцман, за такое знакомство! — Господин Сёренсен, позвольте отрекомендовать вам нашего достойного друга, редактора и издателя «Духа Времени», Момсена!

Редактор. Вы не привезли с собой чего-нибудь новенького? Или не пишете ли чего-нибудь? А то бы я кстати упомянул об этом в заметке о вашем приезде.

Герцман. У него полный чемодан! Ну говори же, — теперь, ведь, начинается твое бессмертие!.. — «Потоп» — самое крупное его произведение.

Сёренсен. Да, это большая музыкальная картина. Начинается звуками плясовых мотивов, переходящих затем, если можно так выразиться — в неприличные завывания, что выражает всеобщее растление нравов, испорченность века. Потом слышится как будто шум падающего дождя, бушеванье волн… Потом молитва Ноя… Животные идут в ковчег: львы рыкают, бараны блеют…

Герцман. На каких инструментах блеют?

Сёренсен. На фаготах! Очень натурально выходит! — Затем опять удары волн, ковчег плывет… Потом piano, pianissimo… прилетает голубь, и показывается радуга…

Редактор. Гениально! Я попрошу вас дать мне этакий маленький набросок… насчет всего этого.

Сёренсен. Охотно. — Оканчивается же всё торжественным маршем!

Герцман. Да, в этом молодце есть таки кое-что! В тебе тоже, Иесперсен! Знаешь, я начал набрасывать одну вещицу… именно на тему твоей последней пьесы. Это будет гравюра, пусть Момсен выпустит ее в свет.

Иесперсен. Что же это за вещица?

Герцман. Видишь, по середине — твои чертовски прелестные стихи «в груди моей пламя горит», кругом — рамка или венок, назови как хочешь, из терна, репейника и роз, а между цветами и листьями прогля-