на твоемъ мѣстѣ. Ты самъ говоришь это, и я хочу вѣрить тебѣ. Но тогда ты долженъ доказать это и на дѣлѣ: не краснѣть и не блѣднѣть, когда она говоритъ съ тобою, и не бросать на нее такихъ пламенныхъ взоровъ! Я совѣтую тебѣ это ради нея же! Какъ ты думаешь, какими глазами смотрятъ на это другіе?.. Но, къ счастью, она уѣзжаетъ послѣ завтра, и кто знаетъ, вернется-ли она послѣ Пасхи, какъ обѣщаетъ!
Да, Аннунціата собиралась покинуть насъ на пять долгихъ недѣль! Она была приглашена пѣть во Флоренцію, и отъѣздъ ея былъ назначенъ въ первый же день поста.
— Теперь у нея будетъ толпа новыхъ вздыхателей!—продолжалъ Бернардо.—Старые скоро забудутся, а также забудется и твоя прекрасная импровизація, за которую она наградила тебя такими ласковыми взглядами, что, право, страшно становилось! Но глупъ тотъ, кто занятъ одною женщиной! Всѣ онѣ къ нашимъ услугамъ! Лугъ усыпанъ цвѣтами—рви сколько душѣ угодно!
Вечеромъ мы были съ нимъ въ театрѣ; Аннунціата пѣла въ послѣдній разъ передъ своимъ отъѣздомъ. Она опять выступила въ роли Дидоны; пѣніе и игра ея были такъ же совершенны, какъ и въ первый разъ; это была та высшая степень искусства, выше которой идти уже нельзя. Она опять явилась для меня тѣмъ же чистымъ идеаломъ, какъ и въ первый вечеръ. Веселость, рѣзвая шаловливость, проявленныя ею въ буффонадѣ и въ своей домашней жизни, казались мнѣ только пестрымъ свѣтскимъ нарядомъ, который она временами накидывала на себя; онъ очень шелъ къ ней, но въ Дидонѣ мы видѣли самую ея душу, ея духовное «я». Крики восторга привѣтствовали пѣвицу; едва-ли восторженнѣе привѣтствовали римляне даже Юлія Цезаря и Тита!
Аннунціата сердечно благодарила публику и, прощаясь, обѣщала скоро вернуться въ Римъ. Опять раздались «браво». Вызывали ее безъ конца, и молодежь опять выпрягла изъ экипажа лошадей и съ тріумфомъ повезла ее по улицамъ. Я былъ впереди всѣхъ. Бернардо восторгался не меньше меня, и мы оба крѣпко держались за дышло кареты, въ которой сидѣла улыбающаяся Аннунціата; видно было, что благородное сердце ея переживало въ эти минуты высшее счастье.
Вотъ насталъ и послѣдній день карнавала, а вмѣстѣ съ тѣмъ и пребыванія Аннунціаты въ Римѣ. Я пришелъ къ ней проститься. Она была очень тронута вчерашними оваціями и говорила, что уже заранѣе радуется возможности опять вернуться сюда послѣ Пасхи, хотя и Флоренція, со своею чудною природою и великолѣпными картинными галлереями, очень привлекаетъ ее. Нѣсколькими бѣглыми штрихами она такъ хорошо обрисовала мнѣ городъ и всѣ его окрестности, что я какъ бы воочію увидѣлъ предъ собою и покрытыя лѣсами Аппенины, съ разбросанными
на твоём месте. Ты сам говоришь это, и я хочу верить тебе. Но тогда ты должен доказать это и на деле: не краснеть и не бледнеть, когда она говорит с тобою, и не бросать на неё таких пламенных взоров! Я советую тебе это ради неё же! Как ты думаешь, какими глазами смотрят на это другие?.. Но, к счастью, она уезжает послезавтра и кто знает, вернётся ли она после Пасхи, как обещает!
Да, Аннунциата собиралась покинуть нас на пять долгих недель! Она была приглашена петь во Флоренцию, и отъезд её был назначен в первый же день поста.
— Теперь у неё будет толпа новых вздыхателей! — продолжал Бернардо. — Старые скоро забудутся, а также забудется и твоя прекрасная импровизация, за которую она наградила тебя такими ласковыми взглядами, что, право, страшно становилось! Но глуп тот, кто занят одною женщиной! Все они к нашим услугам! Луг усыпан цветами — рви сколько душе угодно!
Вечером мы были с ним в театре; Аннунциата пела в последний раз перед своим отъездом. Она опять выступила в роли Дидоны; пение и игра её были так же совершенны, как и в первый раз; это была та высшая степень искусства, выше которой идти уже нельзя. Она опять явилась для меня тем же чистым идеалом, как и в первый вечер. Весёлость, резвая шаловливость, проявленные ею в буффонаде и в своей домашней жизни, казались мне только пёстрым светским нарядом, который она временами накидывала на себя; он очень шёл к ней, но в Дидоне мы видели самую её душу, её духовное «я». Крики восторга приветствовали певицу; едва ли восторженнее приветствовали римляне даже Юлия Цезаря и Тита!
Аннунциата сердечно благодарила публику и, прощаясь, обещала скоро вернуться в Рим. Опять раздались «браво». Вызывали её без конца, и молодёжь опять выпрягла из экипажа лошадей и с триумфом повезла её по улицам. Я был впереди всех. Бернардо восторгался не меньше меня, и мы оба крепко держались за дышло кареты, в которой сидела улыбающаяся Аннунциата; видно было, что благородное сердце её переживало в эти минуты высшее счастье.
Вот настал и последний день карнавала, а вместе с тем и пребывания Аннунциаты в Риме. Я пришёл к ней проститься. Она была очень тронута вчерашними овациями и говорила, что уже заранее радуется возможности опять вернуться сюда после Пасхи, хотя и Флоренция, со своею чудною природою и великолепными картинными галереями, очень привлекает её. Несколькими беглыми штрихами она так хорошо обрисовала мне город и все его окрестности, что я как бы воочию увидел пред собою и покрытые лесами Аппенины, с разбросанными
