ловъ, расположились у ихъ ногъ. Изъ маленькой боковой двери, ведущей въ алтарь, показался самъ святой отецъ, въ пурпуровой мантіи и серебряной тіарѣ. Онъ взошелъ на тронъ; епископы съ кадильницами обступили его, а молодые каноники въ красныхъ стихаряхъ и съ зажженными факелами въ рукахъ преклонили колѣни впереди его, противъ главнаго алтаря.
Начались часы; но взоръ мой положительно отказывался слѣдить за мертвыми буквами и увлекалъ мои мысли къ украшавшему потолокъ и стѣны великому изображенію вселенной, работы Микеля Анджело. Я не могъ оторваться отъ его могучихъ сивиллъ и дивныхъ пророковъ; каждое изображеніе могло послужить темой для цѣлаго трактата объ искусствѣ. Я восхищался ихъ величественными чертами, восхищался и группами прекрасныхъ ангеловъ; я смотрѣлъ на нихъ не только какъ на картины, нѣтъ, всѣ эти сцены дышали жизнью. Вотъ древо познанія добра и зла; Ева протягиваетъ Адаму запретный плодъ; вотъ Іегова, носящійся надъ пучиной морской; не Его носятъ сонмы ангеловъ, какъ на картинахъ старыхъ мастеровъ, а Онъ Самъ носитъ ихъ на Своихъ развѣвающихся одеждахъ. Я, конечно, видѣлъ всѣ эти картины и прежде, но никогда еще не производили онѣ на меня такого сильнаго впечатлѣнія; мое возбужденное состояніе, толпа людей, можетъ быть, даже самое настроеніе моей души придавали всему окружающему какой-то особый поэтическій отпечатокъ. Я не могъ смотрѣть на все это иначе, да и всякая другая поэтическая натура испытывала, вѣроятно, въ данную минуту то же самое.
Смѣлость и сила рисунка въ этихъ фигурахъ такъ поразительна, что отъ нихъ нельзя оторваться! Это какъ бы духовная нагорная проповѣдь въ краскахъ и образахъ! Нельзя не благоговѣть вмѣстѣ съ Рафаэлемъ предъ могучею силой кисти Микеля Анджело. Каждый изъ его пророковъ—Моисей, какъ тотъ, котораго онъ создалъ изъ мрамора. Какіе могучіе образы! Они приковываютъ вашъ взоръ, едва вы вступите въ капеллу, но затѣмъ онъ, какъ бы освященный этимъ созерцаніемъ, обращается къ задней стѣнѣ капеллы,—тутъ священный алтарь искусства и мысли. Всю стѣну, отъ самаго пола до потолка, занимаетъ огромная хаотическая картина, которой всѣ остальныя служатъ только какъ бы рамою. Это картина Страшнаго Суда.
Судія—Христосъ стоитъ на облакѣ; апостолы и Божія Матерь простираютъ къ нему руки, моля за бѣдный грѣшный родъ людской. Мертвые встаютъ изъ своихъ могилъ; блаженныя души возносятся къ Богу, между тѣмъ, какъ преисподняя поглощаетъ своихъ жертвъ. Вотъ здѣсь возносящаяся на небо душа хочетъ спасти своего осужденнаго брата, котораго ужъ обвиваютъ адскія змѣи; здѣсь грѣшники, въ отчаяньи ударяя
лов, расположились у их ног. Из маленькой боковой двери, ведущей в алтарь, показался сам святой отец, в пурпуровой мантии и серебряной тиаре. Он взошёл на трон; епископы с кадильницами обступили его, а молодые каноники в красных стихарях и с зажжёнными факелами в руках преклонили колени впереди его, против главного алтаря.
Начались часы; но взор мой положительно отказывался следить за мёртвыми буквами и увлекал мои мысли к украшавшему потолок и стены великому изображению вселенной, работы Микеля Анджело. Я не мог оторваться от его могучих сивилл и дивных пророков; каждое изображение могло послужить темой для целого трактата об искусстве. Я восхищался их величественными чертами, восхищался и группами прекрасных ангелов; я смотрел на них не только как на картины, нет, все эти сцены дышали жизнью. Вот древо познания добра и зла; Ева протягивает Адаму запретный плод; вот Иегова, носящийся над пучиной морской; не Его носят сонмы ангелов, как на картинах старых мастеров, а Он Сам носит их на Своих развевающихся одеждах. Я, конечно, видел все эти картины и прежде, но никогда ещё не производили они на меня такого сильного впечатления; моё возбуждённое состояние, толпа людей, может быть, даже самое настроение моей души придавали всему окружающему какой-то особый поэтический отпечаток. Я не мог смотреть на всё это иначе, да и всякая другая поэтическая натура испытывала, вероятно, в данную минуту то же самое.
Смелость и сила рисунка в этих фигурах так поразительна, что от них нельзя оторваться! Это как бы духовная нагорная проповедь в красках и образах! Нельзя не благоговеть вместе с Рафаэлем пред могучею силой кисти Микеля Анджело. Каждый из его пророков — Моисей, как тот, которого он создал из мрамора. Какие могучие образы! Они приковывают ваш взор, едва вы вступите в капеллу, но затем он, как бы освящённый этим созерцанием, обращается к задней стене капеллы, — тут священный алтарь искусства и мысли. Всю стену, от самого пола до потолка, занимает огромная хаотическая картина, которой все остальные служат только как бы рамою. Это картина Страшного Суда.
Судия — Христос стоит на облаке; апостолы и Божия Матерь простирают к нему руки, моля за бедный грешный род людской. Мёртвые встают из своих могил; блаженные души возносятся к Богу, между тем, как преисподняя поглощает своих жертв. Вот здесь возносящаяся на небо душа хочет спасти своего осуждённого брата, которого уж обвивают адские змеи; здесь грешники, в отчаяньи ударяя
