прошли рядомъ. Но предъ препятствіемъ, къ которому они подходили, Вронскій, чтобы не идти большой кругъ, сталъ работать поводьями и быстро на самомъ косогорѣ обошелъ Махотина. Онъ видѣлъ мелькомъ его лицо, забрызганное грязью. Ему даже показалось, что онъ улыбнулся. Вронскій обошелъ Махотина, но онъ чувствовалъ его сейчасъ же за собой и не переставая слышалъ за самою спиной ровный поскакъ и отрывистое, совсѣмъ еще свѣжее дыханіе ноздрей Гладіатора.
Слѣдующія два препятствія, канава и барьеръ, были перейдены легко, но Вронскій сталъ слышать ближе сапъ и скокъ Гладіатора. Онъ послалъ лошадь и съ радостью почувствовалъ, что она легко прибавила ходу, и звукъ копытъ Гладіатора сталъ слышенъ опять въ томъ же прежнемъ разстояніи.
Вронскій велъ скачку, — то самое, что онъ и хотѣлъ сдѣлать и что ему совѣтовалъ Кордъ, — и теперь онъ былъ увѣренъ въ успѣхѣ. Волненіе его, радость и нѣжность къ Фру-Фру все усиливались. Ему хотѣлось оглянуться назадъ, но онъ не смѣлъ этого сдѣлать и старался успокоивать себя и не посылать лошади, чтобы приберечь въ ней запасъ, равный тому, который, онъ чувствовалъ, оставался въ Гладіаторѣ. Оставалось одно, и самое трудное, препятствіе; если онъ перейдетъ его впереди другихъ, то онъ придетъ первымъ. Онъ подскакивалъ къ ирландской банкеткѣ. Вмѣстѣ съ Фру-Фру онъ еще издалека видѣлъ эту банкетку и вмѣстѣ имъ обоимъ, ему и лошади, пришло мгновенное сомнѣніе. Онъ замѣтилъ нерѣшимость въ ушахъ лошади и поднялъ хлыстъ, но тотчасъ же почувствовалъ, что сомнѣніе было неосновательно: лошадь знала, что́ нужно. Она наддала и мѣрно, такъ точно, какъ онъ предполагалъ, взвилась и, оттолкнувшись отъ земли, отдалась силѣ инерціи, которая перенесла ее далеко за канаву; и въ томъ же самомъ тактѣ безъ усилія, съ той же ноги Фру-Фру продолжала скачку.
— Браво, Вронскій! — послышались ему голоса кучки людей, — онъ зналъ, его полка пріятелей, — которые стояли у этого препятствія; онъ не могъ не узнать голоса Яшвина, но онъ не видалъ его.
