но лицо m-lle Вареньки просіяло тихою, радостною, хотя и нѣсколько грустною улыбкой, открывавшею большіе, но прекрасные зубы.
— Я сама давно хотѣла этого, — сказала она.
— Но вы такъ заняты…
— Ахъ, напротивъ, я ничѣмъ не занята, — отвѣчала Варенька, но въ ту же минуту должна была оставить своихъ новыхъ знакомыхъ, потому что двѣ маленькія русскія дѣвочки, дочери больного, бѣжали къ ней.
— Варенька, мама зоветъ! — кричали онѣ.
И Варенька пошла за ними.
Подробности, которыя узнала княгиня о прошедшемъ Вареньки и объ отношеніяхъ ея къ мадамъ Шталь и о самой мадамъ Шталь, были слѣдующія.
Мадамъ Шталь, про которую одни говорили, что она замучила своего мужа, а другіе говорили, что онъ замучилъ ее своимъ безнравственнымъ поведеніемъ, была всегда болѣзненная и восторженная женщина. Когда она родила, уже разведясь съ мужемъ, перваго ребенка, ребенокъ этотъ тотчасъ же умеръ, и родные г-жи Шталь, зная ея чувствительность и боясь, чтобы это извѣстіе не убило ея, подмѣнили ей ребенка, взявъ родившуюся въ ту же ночь и въ томъ же домѣ въ Петербургѣ дочь придворнаго повара. Это была Варенька. Мадамъ Шталь узнала впослѣдствіи, что Варенька была не ея дочь, но продолжала ее воспитывать, тѣмъ болѣе что очень скоро послѣ этого родныхъ у Вареньки никого не осталось.
Мадамъ Шталь уже болѣе десяти лѣтъ безвыѣздно жила за границей на югѣ, никогда не вставая съ постели. И одни говорили, что мадамъ Шталь сдѣлала себѣ общественное положеніе добродѣтельной, высоко-религіозной женщины; другіе говорили, что она была въ душѣ то самое высоко-нравственное существо,
