— Если бъ я васъ не любила, — сказала Дарья Александровна, и слезы выступили ей на глаза, — если бъ я васъ не знала, какъ я васъ знаю…
Казавшееся мертвымъ чувство оживало все болѣе и болѣе, поднималось и завладѣвало сердцемъ Левина.
— Да, я теперь все поняла, — продолжала Дарья Александровна. — Вы этого не можете понять; вамъ, мужчинамъ, свободнымъ и выбирающимъ, всегда ясно, кого вы любите. Но дѣвушка въ положеніи ожиданія, съ этимъ женскимъ, дѣвичьимъ стыдомъ, дѣвушка, которая видитъ васъ, мужчинъ, издалека, принимаетъ все на слово, — у дѣвушки бываетъ и можетъ быть такое чувство, что она не знаетъ, что́ сказать.
— Да, если сердце не говоритъ…
— Нѣтъ, сердце говоритъ, но вы подумайте: вы, мужчины, имѣете виды на дѣвушку, вы ѣздите въ домъ, вы сближаетесь, высматриваете, выжидаете, найдете ли вы то, что́ вы любите, и потомъ, когда вы убѣждены, что любите, вы дѣлаете предложеніе…
— Ну, это не совсѣмъ такъ.
— Все равно, вы дѣлаете предложеніе, когда ваша любовь созрѣла или когда у васъ между двумя выбираемыми совершился перевѣсъ. А дѣвушку не спрашиваютъ. Хотятъ, чтобъ она сама выбирала, а она не можетъ выбрать и только отвѣчаетъ: „да“ и „нѣтъ“.
„Да, выборъ между мной и Вронскимъ“, подумалъ Левинъ, и оживавшій въ душѣ его мертвецъ опять умеръ и только мучительно давилъ его сердце.
— Дарья Александровна, — сказалъ онъ, — такъ выбираютъ платье или, не знаю, какую покупку, а не любовь. Выборъ сдѣланъ, и тѣмъ лучше… И повторенія быть не можетъ.
— Ахъ, гордость и гордость! — сказала Дарья Александровна, какъ будто презирая его за низость этого чувства въ сравненіи съ тѣмъ другимъ чувствомъ, которое знаютъ однѣ женщины. — Въ то время какъ вы дѣлали предложеніе Кити, она именно
