И онъ знаетъ все это, знаетъ, что я не могу раскаиваться въ томъ, что я дышу, что я люблю; знаетъ, что, кромѣ лжи и обмана, изъ этого ничего не будетъ; но ему нужно продолжать мучить меня. Я знаю его, я знаю, что онъ, какъ рыба въ водѣ, плаваетъ и наслаждается во лжи. Но нѣтъ, я не доставлю ему этого наслажденія, я разорву эту его паутину лжи, въ которой онъ меня хочетъ опутать; пусть будетъ, что будетъ. Все лучше лжи и обмана“.
„Но какъ? Боже мой! Боже мой! Была ли когда-нибудь женщина такъ несчастна, какъ я!..„
— Нѣтъ, разорву, разорву! — вскрикнула она, вскакивая и удерживая слезы. И она подошла къ письменному столу, чтобы написать ему другое письмо. Но она въ глубинѣ души своей уже чувствовала, что она не въ силахъ будетъ ничего разорвать, не въ силахъ будетъ выйти изъ этого прежняго положенія, какъ оно ни ложно и ни безчестно.
Она сѣла къ письменному столу, но, вмѣсто того чтобы писать, сложивъ руки на столъ, положила на нихъ голову и заплакала, всхлипывая и колеблясь всею грудью, какъ плачутъ дѣти. Она плакала о томъ, что мечта ея объ уясненіи, опредѣленіи своего положенія разрушена навсегда. Она знала впередъ, что все останется по-старому и даже гораздо хуже, чѣмъ по-старому. Она чувствовала, что то положеніе въ свѣтѣ, которымъ она пользовалась и которое утромъ казалось ей столь ничтожнымъ, что это положеніе дорого ей, что она не будетъ въ силахъ промѣнять его но позорное положеніе женщины, бросившей мужа и сына и соединившейся съ любовникомъ, что, сколько бы она ни старалась, она не будетъ сильнѣе самой себя. Она никогда не испытаетъ свободы любви, а навсегда останется преступною женой, подъ угрозой ежеминутнаго обличенія, обманывающею мужа для позорной связи съ человѣкомъ чужимъ, независимымъ, съ которымъ она не можетъ жить одною жизнью. Она знала, что это такъ и будетъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ это было такъ ужасно, что она не могла представить себѣ
