послѣ того, что мнѣ сказала Дарья Александровна, ѣхать къ нимъ? Развѣ я могу не показать, что я знаю то, что она сказала мнѣ? И я пріѣду съ великодушіемъ — простить, помиловать ее. Я предъ нею въ роли прощающаго и удостоивающаго ее своей любви!.. Зачѣмъ мнѣ Дарья Александровна сказала это? Случайно бы я могъ увидать ее, и тогда все бы сдѣлалось само собой, но теперь это невозможно, невозможно!“
Дарья Александровна прислала ему записку, прося у него дамскаго сѣдла для Кити. „Мнѣ сказали, что у васъ есть сѣдло, — писала она ему. — Надѣюсь, что вы привезете его сами“.
Этого уже онъ не могъ переносить. Какъ умная, деликатная женщина могла такъ унижать сестру! Онъ написалъ десять записокъ и всѣ разорвалъ и послалъ сѣдло безъ всякаго отвѣта. Написать, что онъ пріѣдетъ, нельзя, потому что онъ не можетъ пріѣхать; написать, что онъ не можетъ пріѣхать, потому что что-нибудь мѣшаетъ или онъ уѣзжаетъ, это еще хуже. Онъ послалъ сѣдло безъ отвѣта и съ сознаніемъ, что онъ сдѣлалъ что-то стыдное, на другой же день, передавъ все опостылѣвшее хозяйство приказчику, уѣхалъ въ дальній уѣздъ къ пріятелю своему Свіяжскому, около котораго были прекрасныя дупелиныя болота и который недавно писалъ ему, прося исполнить давнишнее намѣреніе побывать у него. Дупелиныя болота въ Суровскомъ уѣздѣ давно соблазняли Левина, но онъ за хозяйственными дѣлами все откладывалъ эту поѣздку. Теперь же онъ радъ былъ уѣхать и отъ сосѣдства Щербацкихъ и главное отъ хозяйства, именно на охоту, которая во всѣхъ горестяхъ служила ему лучшимъ утѣшеніемъ.
Въ Суровскій уѣздъ не было ни желѣзной, ни почтовой дороги, и Левинъ ѣхалъ на своихъ въ тарантасѣ.
На половинѣ дороги онъ остановился кормить у богатаго мужика. Лысый, свѣжій старикъ, съ широкою рыжею бородой,
