на жалобы помѣщика, который сразу уничтожитъ весь смыслъ его рѣчи, но что по своему положенію онъ не можетъ сказать этого отвѣта и слушаетъ не безъ удовольствія комическую рѣчь помѣщика.
Помѣщикъ съ сѣдыми усами былъ очевидно закоренѣлый крѣпостникъ и деревенскій старожилъ, страстный сельскій хозяинъ. Признаки эти Левинъ видѣлъ и въ одеждѣ, старомодномъ, потертомъ сюртукѣ, видимо непривычномъ помѣщику, и въ его умныхъ, нахмуренныхъ глазахъ, и въ складной русской рѣчи, и въ усвоенномъ, очевидно, долгимъ опытомъ повелительномъ тонѣ, и въ рѣшительныхъ движеніяхъ большихъ, красивыхъ, загорѣлыхъ рукъ съ однимъ старымъ обручальнымъ кольцомъ на безыменкѣ.
— Только если бы не жалко бросить, что заведено… трудовъ положено много… махнулъ бы на все рукой, продалъ бы, поѣхалъ бы, какъ Николай Ивановичъ… Елену слушать, — сказалъ помѣщикъ съ освѣтившею его умное старое лицо пріятною улыбкой.
— Да вотъ не бросаете же, — сказалъ Николай Ивановичъ Свіяжскій, — стало быть, расчеты есть.
— Расчетъ одинъ, что дома живу, не покупное, не нанятое. Да еще все надѣешься, что образумится народъ. А то, вѣрите ли, это пьянство, распутство!.. Всѣ передѣлились, ни лошаденки, ни коровенки. Съ голоду дохнетъ, а возьмите его въ работники наймите, — онъ вамъ норовить напортить да еще къ мировому судьѣ.
— Зато и вы пожалуетесь мировому судьѣ, — сказалъ Свіяжскій.
— Я пожалуюсь? Да ни за что въ свѣтѣ! Разговоры такіе пойдутъ, что и не радъ жалобѣ! Вотъ на заводѣ — взяли задатки, ушли. Что жъ мировой судья? Оправдалъ. Только и держится
