Насмѣшливый блескъ потухъ въ ея глазахъ, но другая улыбка — знанія чего-то неизвѣстнаго ему и тихой грусти — замѣнила ея прежнее выраженіе.
— Скоро, скоро. Ты говорилъ, что наше положеніе мучительно, что надо развязать его. Если бы ты зналъ, какъ мнѣ она тяжело, что́ бы я дала за то, чтобы свободно и смѣло любить тебя! Я бы не мучилась и тебя не мучила бы своею ревностью… И это будетъ скоро, но не такъ, какъ мы думаемъ.
И при мысли о томъ, какъ это будетъ, она такъ показалась жалка сама себѣ, что слезы выступили ей на глаза и она не могла продолжать. Она положила блестящую подъ лампой кольцами и бѣлизной руку на его рукавъ.
— Это не будетъ такъ, какъ мы думаемъ. Я не хотѣла тебѣ говорить этого, но ты заставилъ меня. Скоро, скоро все развяжется, и мы всѣ, всѣ успокоимся и не будемъ больше мучиться.
— Я не понимаю, — сказалъ онъ, понимая ее.
— Ты спрашивалъ — когда? Скоро. И я не переживу этого. Не перебивай! — И она заторопилась говорить. — Я знаю это и знаю вѣрно. Я умру, и очень рада, что умру и избавлю себя и васъ.
Слезы потекли у нея изъ глазъ; онъ нагнулся къ ея рукѣ и сталъ цѣловать, стараясь скрыть свое волненіе, которое, онъ зналъ, не имѣло никакого основанія, но котораго онъ не могъ преодолѣть.
— Вотъ такъ, вотъ это лучше, — говорила она, пожимая сильнымъ движеніемъ его руку. — Вотъ одно, одно, что намъ осталось.
Онъ опомнился и поднялъ голову.
— Что за вздоръ! Что за безсмысленный вздоръ ты говоришь!
— Нѣтъ, это правда.
— Что, что правда?
— Что я умру. Я видѣла сонъ.
