побѣды подрѣзали его. Новая комиссія для изслѣдованія во всѣхъ отношеніяхъ быта инородцевъ была составлена и отправлена на мѣсто съ необычайною, возбуждаемою Алексѣемъ Александровичемъ, быстротой и энергіей. Черезъ три мѣсяца былъ представленъ отчетъ. Бытъ инородцевъ былъ изслѣдованъ въ политическомъ, административномъ, экономическомъ, этнографическомъ, матеріальномъ и религіозномъ отношеніяхъ. На всѣ вопросы были прекрасно изложены отвѣты, и отвѣты, не подлежавшіе сомнѣнію, такъ какъ они не были произведеніемъ всегда подверженной ошибкамъ человѣческой мысли, но всѣ были произведеніемъ служебной дѣятельности. Отвѣты всѣ были результатами офиціальныхъ данныхъ, донесеній губернаторовъ и архіереевъ, основанныхъ на донесеніяхъ уѣздныхъ начальниковъ и благочинныхъ, основанныхъ съ своей стороны на донесеніяхъ волостныхъ правленій и приходскихъ священниковъ, и потому всѣ эти отвѣты были несомнѣнны. Всѣ тѣ вопросы о томъ, напримѣръ, почему бываютъ неурожаи, почему жители держатся своихъ вѣрованій и т. п., — вопросы, которые безъ удобства служебной машины не разрѣшаются и не могутъ быть разрѣшены вѣками, получили ясное, несомнѣнное разрѣшеніе. И рѣшеніе было въ пользу мнѣнія Алексѣя Александровича. Но Стремовъ, чувствуя себя задѣтымъ за живое въ послѣднемъ засѣданіи, употребилъ при полученіи донесеній комиссіи неожиданную Алексѣемъ Александровичемъ тактику. Стремовъ, увлекши за собой нѣкоторыхъ другихъ членовъ, вдругъ перешелъ на сторону Алексѣя Александровича и съ жаромъ не только защищалъ приведеніе въ дѣйствіе мѣръ, предлагаемыхъ Каренинымъ, но и предлагалъ другія крайнія въ томъ же духѣ. Мѣры эти, усиленныя еще противъ того, что было основною мыслью Алексѣя Александровича, были приняты, и тогда обнажилась тактика Стремова. Мѣры эти, доведенныя до крайности, вдругъ оказались такъ глупы, что въ одно и то же время и государственные люди, и общественное мнѣніе, и умныя дамы, и газеты — все обрушилось на эти мѣры, выражая свое негодованіе
