инстинктивно чувствовалъ, что все образуется прекрасно. „Всѣ люди, всѣ человѣки, какъ и мы грѣшные: изъ чего злиться и ссориться?“ думалъ онъ, входя въ гостиницу.
— Здорово, Василій, — говорилъ онъ, въ шляпѣ набекрень проходя по коридору и обращаясь къ знакомому лакею, — ты бакенбарды отпустилъ? Левинъ — 7-й нумеръ, а? Проводи пожалуйста. Да узнай, графъ Аничкинъ (это былъ новый начальникъ) приметъ ли?
— Слушаю-съ! — улыбаясь отвѣчалъ Василій. — Давно къ намъ не жаловали.
— Я вчера былъ, только съ другого подъѣзда. Это 7-й?
Левинъ стоялъ съ тверскимъ мужикомъ посрединѣ номера и аршиномъ мѣрилъ свѣжую медвѣжью шкуру, когда вошелъ Степанъ Аркадьевичъ.
— А, убили? — крикнулъ Степанъ Аркадьевичъ. — Славная штука! Медвѣдица? Здравствуй, Архипъ!
Онъ пожалъ руку мужику и присѣлъ на стулъ, не снимая пальто и шляпы.
— Да сними же, посиди! — снимая съ него шляпу, сказалъ Левинъ.
— Нѣтъ, мнѣ некогда, я только на одну секундочку, — отвѣчалъ Степанъ Аркадьевичъ. Онъ распахнулъ пальто, но потомъ снялъ его и просидѣлъ цѣлый часъ, разговаривая съ Левинымъ объ охотѣ и самыхъ задушевныхъ предметахъ. — Ну, скажи же пожалуйста, что ты дѣлалъ за границей? гдѣ былъ? — сказалъ Степанъ Аркадьевичъ, когда мужикъ вышелъ.
— Да я жилъ въ Германіи, въ Пруссіи, во Франціи, въ Англіи, но не въ столицахъ, а въ фабричныхъ городахъ, и много видѣлъ новаго. И радъ, что былъ.
— Да, я знаю твою мысль устройства рабочаго.
— Совсѣмъ нѣтъ: въ Россіи не можетъ быть вопроса рабочаго. Въ Россіи вопросъ отношенія рабочаго народа къ землѣ; онъ и тамъ есть, но тамъ это — починка испорченнаго, а у насъ…
Степанъ Аркадьевичъ внимательно слушалъ Левина.
