— Да, если бы это было только недоразумѣніе.
— Позволь, я понимаю, — перебилъ Степанъ Аркадьевичъ. — Но, разумѣется… Одно: не надо торопиться. Не надо, не надо торопиться!
— Я не торопился, — холодно сказалъ Алексѣй Александровичъ, — а совѣтоваться въ такомъ дѣлѣ ни съ кѣмъ нельзя. Я твердо рѣшилъ.
— Это ужасно! — сказалъ Степанъ Аркадьевичъ, тяжело вздохнувъ. — Я бы одно сдѣлалъ, Алексѣй Александровичъ. Умоляю тебя, сдѣлай это! — сказалъ онъ. — Дѣло еще не начато, какъ я понялъ. Прежде чѣмъ ты начнешь дѣло, повидайся съ моею женой, поговори съ ней. Она любитъ Анну какъ сестру, любитъ тебя, и она удивительная женщина. Ради Бога, поговори съ ней! Сдѣлай мнѣ эту дружбу, я умоляю тебя!
Алексѣй Александровичъ задумался, и Степанъ Аркадьевичъ съ участіемъ смотрѣлъ на него, не прерывая его молчанія.
— Ты съѣздишь къ ней?
— Да я не знаю. Я потому не былъ у васъ. Я полагаю, что наши отношенія должны измѣниться.
— Отчего же? Я не вижу этого. Позволь мнѣ думать, что, помимо нашихъ родственныхъ отношеній, ты имѣешь ко мнѣ, хоть отчасти, тѣ дружескія чувства, которыя я всегда имѣлъ къ тебѣ… И истинное уваженіе, — сказалъ Степанъ Аркадьевичъ, пожимая его руку. — Если бы даже худшія предположенія твои были справедливы, я не беру и никогда не возьму на себя судить ту или другую сторону и не вижу причины, почему наши отношенія должны измѣниться. Но теперь, сдѣлай это, пріѣзжай къ женѣ.
— Ну, мы разно смотримъ на это дѣло, — холодно сказалъ Алексѣй Александровичъ. — Впрочемъ, не будемъ говорить объ этомъ.
— Нѣтъ, почему же тебѣ не пріѣхать хоть нынче обѣдать? Жена ждетъ тебя. Пожалуйста, пріѣзжай. И главное — переговори съ ней. Она удивительная женщина. Ради Бога, на колѣняхъ умоляю тебя!
