не умолкалъ и къ концу обѣда такъ оживился, что мужчины встали изъ-за стола, не переставая говорить, и даже Алексѣй Александровичъ оживился.
Песцовъ любилъ разсуждать до конца и не удовлетворился словами Сергѣя Ивановича, тѣмъ болѣе что онъ почувствовалъ несправедливость своего мнѣнія.
— Я никогда не разумѣлъ, — сказалъ онъ за супомъ, обращаясь къ Алексѣю Александровичу, — одну густоту населенія, но въ соединеніи съ основами, а не съ принципами.
— Мнѣ кажется, — неторопливо и вяло отвѣчалъ Алексѣй Александровичъ, — что это одно и то же. По моему мнѣнію, дѣйствовать на другой народъ можетъ только тотъ, который имѣетъ высшее развитіе, который…
— Но въ томъ и вопросъ, — перебилъ своимъ басомъ Песцовъ, который всегда торопился говорить и, казалось, всегда всю душу полагалъ на то, о чемъ онъ говорилъ, — въ чемъ полагать высшее развитіе? Англичане, французы, нѣмцы — кто стоитъ на высшей степени развитія? Кто будетъ націонализировать одинъ другого? Мы видимъ, что Рейнъ офранцузился, а нѣмцы не ниже стоятъ! — кричалъ онъ. — Тутъ есть другой законъ!
— Мнѣ кажется, что вліяніе всегда на сторонѣ истиннаго образованія, — сказалъ Алексѣй Александровичъ, слегка поднимая брови.
— Но въ чемъ же мы должны полагать признаки истиннаго образованія? — сказалъ Песцовъ.
— Я полагаю, что признаки эти извѣстны, — сказалъ Алексѣй Александровичъ.
— Вполнѣ ли они извѣстны? — съ тонкою улыбкой вмѣшался Сергѣй Ивановичъ. — Теперь признано, что настоящее образованіе можетъ быть только чисто классическое; но мы видимъ ожесточенные споры той и другой стороны, и нельзя отрицать,