не раздѣваясь, легъ ничкомъ на диванъ, сложивъ руки и положивъ на нихъ голову. Голова его была тяжела. Представленія, воспоминанія и мысли самыя странныя съ чрезвычайною быстротой и ясностью смѣнялись одна другою: то это было лѣкарство, которое онъ наливалъ больной и перелилъ черезъ ложку, то бѣлыя руки акушерки, то странное положеніе Алексѣя Александровича на полу передъ кроватью.
„Заснуть! забыть!“ сказалъ онъ себѣ со спокойною увѣренностью здороваго человѣка въ томъ, что если онъ усталъ и хочетъ спать, то сейчасъ же и заснетъ. И дѣйствительно, въ то же мгновеніе въ головѣ стало путаться, и онъ сталъ проваливаться въ пропасть забвенія. Волны моря безсознательной жизни стали уже сходиться надъ его головой, какъ вдругъ точно сильнѣйшій зарядъ электричества былъ разряженъ въ него. Онъ вздрогнулъ такъ, что всѣмъ тѣломъ подпрыгнулъ на пружинахъ дивана, и, упершись руками, съ испугомъ вскочилъ на колѣни. Глаза его были широко открыты, какъ будто онъ никогда не спалъ. Тяжесть головы и вялость членовъ, которыя онъ испытывалъ за минуту, вдругъ исчезли.
„Вы можете затоптать въ грязь“, слышалъ онъ слова Алексѣя Александровича и видѣлъ его передъ собой, и видѣлъ съ горячечнымъ румянцемъ и блестящими глазами лицо Анны, съ нѣжностью и любовью смотрящее не на него, а на Алексѣя Александровича; онъ видѣлъ свою, какъ ему казалось, глупую и смѣшную фигуру, когда Алексѣй Александровичъ отнялъ ему отъ лица руки. Онъ опять вытянулъ ноги и бросился на диванъ въ прежней позѣ и закрылъ глаза.
„Заснуть! заснуть!“ повторилъ онъ себѣ. Но съ закрытыми глазами онъ еще яснѣе видѣлъ лицо Анны такимъ, какое она было въ памятный ему вечеръ скачекъ.
— Этого нѣтъ и не будетъ, и она желаетъ стереть это изъ своего воспоминанія. А я не могу жить безъ этого. Какъ же намъ помириться, какъ же намъ помириться? — сказалъ онъ вслухъ и безсознательно, сталъ повторять эти слова. Это повтореніе
