— Вронскій — это одинъ изъ сыновей графа Кирилла Ивановича Вронскаго и одинъ изъ самыхъ лучшихъ образцовъ золоченой молодежи петербургской. Я его узналъ въ Твери, когда я тамъ служилъ, а онъ пріѣзжалъ на рекрутскій наборъ. Страшно богатъ, красивъ, большія связи, флигель-адъютантъ и вмѣстѣ съ тѣмъ очень милый, добрый малый. Но болѣе чѣмъ просто добрый малый. Какъ я его узналъ здѣсь, онъ и образованъ, и очень уменъ; это человѣкъ, который далеко пойдетъ.
Левинъ хмурился и молчалъ.
— Ну-съ, онъ появился здѣсь вскорѣ послѣ тебя, и, какъ я понимаю, онъ по уши влюбленъ въ Кити, и ты понимаешь, что мать…
— Извини меня, но я не понимаю ничего, — сказалъ Левинъ, мрачно насупливаясь. И тотчасъ же онъ вспомнилъ о братѣ Николаѣ и о томъ, какъ онъ гадокъ, что могъ забыть о немъ.
— Ты постой, постой, — сказалъ Степанъ Аркадьевичъ, улыбаясь и трогая его руку. — Я тебѣ сказалъ то, что я знаю, и повторяю, что въ этомъ тонкомъ и нѣжномъ дѣлѣ, сколько можно догадываться, мнѣ кажется, шансы на твоей сторонѣ.
Левинъ откинулся назадъ на стулъ, лицо его было блѣдно.
— Но я бы совѣтовалъ тебѣ рѣшить дѣло какъ можно скорѣе, — продолжалъ Облонскій, доливая ему бокалъ.
— Нѣтъ, благодарствуй, я больше не могу пить, — сказалъ Левинъ, отодвигая свой бокалъ. — Я буду пьянъ… Ну, ты какъ поживаешь? — продолжалъ онъ, видимо желая перемѣнить разговоръ.
— Еще слово: во всякомъ случаѣ совѣтую рѣшить вопросъ скорѣе. Нынче не совѣтую говорить, — сказалъ Степанъ Аркадьевичъ. — Поѣзжай завтра утромъ классически дѣлать предложеніе, и да благословитъ тебя Богъ…
— Что же ты все хотѣлъ на охоту ко мнѣ пріѣхать? Вотъ пріѣзжай весной, — сказалъ Левинъ.
Теперь онъ всею душой раскаивался, что началъ этотъ разговоръ со Степаномъ Аркадьевичемъ. Его особенное чувство
