Степанъ Аркадьевичъ съ сестрой подъ руку, тоже съ испуганными лицами, вернулись и остановились, избѣгая народа, у входа въ вагонъ.
Дамы вошли въ вагонъ, а Вронскій со Степаномъ Аркадьевичемъ пошли за народомъ узнавать подробности несчастія.
Сторожъ, былъ ли онъ пьянъ, или слишкомъ закутанъ отъ сильнаго мороза, не слыхалъ отодвигаемаго задомъ поѣзда, и его раздавили.
Еще прежде, чѣмъ вернулись Вронскій и Облонскій, дамы узнали эти подробности отъ дворецкаго.
Облонскій и Вронскій оба видѣли обезображенный трупъ. Облонскій видимо страдалъ. Онъ морщился и, казалось, готовъ былъ плакать.
— Ахъ, какой ужасъ! Ахъ, Анна, если бы ты видѣла! Ахъ, какой ужасъ! — приговаривалъ онъ.
Вронскій молчалъ, и красивое лицо его было серьезно, но совершенно спокойно.
— Ахъ, если бы вы видѣли, графиня, — говорилъ Степанъ Аркадьевичъ. — И жена его тутъ… Ужасно видѣть ее… Она бросилась на тѣло. Говорятъ, онъ одинъ кормилъ огромное семейство. Вотъ ужасъ.
— Нельзя ли что-нибудь сдѣлать для нея? — взволнованнымъ шопотомъ сказала Каренина.
Вронскій взглянулъ на нее и тотчасъ же вышелъ изъ вагона.
— Я сейчасъ приду, maman, — прибавилъ онъ, оборачиваясь въ дверяхъ.
Когда онъ возвратился черезъ нѣсколько минутъ, Степанъ Аркадьевичъ уже разговаривалъ съ графиней о новой пѣвицѣ, а графиня нетерпѣливо оглядывалась на дверь, ожидая сына.
— Теперь пойдемте, — сказалъ Вронскій, входя.
Они вмѣстѣ вышли. Вронскій шелъ впереди съ матерью. Сзади шла Каренина съ братомъ. У выхода къ Вронскому подошелъ догнавшій его начальникъ станціи.
