метом, напр., залога, узуфрукта и проч., и наследственное, которое само по себе могло быть предметом уступки в виде in jure cessio heriditatis. Совокупность тех и других вещей, принадлежащих какому-либо известному лицу, признавалось как целое за его имущество — bona, как масса, составляющая его активное имущество (Pandecten § 37). Объектами гражданских прав могли быть, по римскому праву, однако же, лишь только те вещи, которые не признавались законом изъятыми из гражданского оборота, т. е. не признавались за такие вещи, которые не подлежали обладанию лиц частных (Pandecten § 46), каковые вещи и перечислялись в римском праве особо. Вещи телесные, не изъятые из гражданского оборота, по различию юридического значения различных категорий вещей, подразделялись римским правом на различные виды, с указанием особо юридического значения каждого из них; относительно же вещей бестелесных таких особых указаний в законе сделано не было, вследствие того, что различие их достаточно указывается различием в природе тех прав, которые относились к этой категории вещей.
В новых законодательствах, в уложениях итальянском и саксонском общего определения вещей, как объектов прав, не дано; но из их постановлений, к этому предмету относящихся, нельзя не усмотреть, во-1-х, что им не чуждо различие вещей на телесные и бестелесные, так как они особо упоминают о правах, как объектах имущественных прав, относя их по их объекту, или к имуществам недвижимым, или же к имуществам движимым (Итал. art. 415—418 и Сакс. § 60), и во-2-х, что только те телесные вещи признаются ими за вещи, способные быть объектами гражданских прав, которые не изъяты из гражданского оборота (Итал. art. 406 и Сакс. § 58).
В нашем законе также нет общего определения вещей, как объектов гражданских прав и, притом, даже самое слово „вещь“ не употребляется в видах означения объекта прав, а называются таковые словом „имущество“, каковой термин Мейер считает даже более удачным, потому что этим термином могут быть означаемы одинаково как вещи, так и чужие действия, как объекты гражданских прав (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 125). С замечанием этим согласиться, однако же, нельзя на том основании, что невозможно признать замену термина „вещь“ термином „имущество“ правильной, вследствие того, что при такой замене, для определения частного понятия, каковым представляется понятие отдельной вещи, употребляется термин, служащий для означения более общего понятия — имущества, как совокупности вещей, находящихся в обладании частного лица, что, очевидно, должно совершенно напрасно вести к смешению этих разнородных понятий. Право римское, ввиду этого обстоятельства, строго различало эти термины, употребляя термин „имущество" только для означения массы имущества лица, но никак не отдельных вещей. Ввиду этого обстоятельства, на необходимость делать различие между этими терминами и у нас и настаивает Победоносцев, называя имуществом массу внешних благ, принадлежащих известному лицу, как его хозяйство, в смысле понятия bona права римского, в отличие от могущих принадлежать ему отдельных вещей, говоря о которых он везде уже употребляет термин „вещь“ (Курс гр. пр., изд. 4, стр. 1 и 5). Этот последний термин для означения отдельных вещей употребляют и другие наши цивилисты, как, напр., Кавелин (Права и обязан., стр. 22) и Шершеневич (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 108), по замечанию которого под имуществом, в противоположность вещи, как отдельному предмету материального мира, следует разуметь совокупность имущественных юридических отношений, в которых находится известное лицо. Некоторое, впрочем, указание на то, что и нашему закону не чужда мысль
