Онъ проковылялъ въ переднюю, надѣлъ чью-то барашковую шапку, набросилъ на плечи, поданное мною старое пальто, висѣвшее въ передней безъ употребленія — и прихрамывая, покашливая, сталъ спускаться съ лѣстницы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы стояли у окна и съ торжествомъ глядѣли на этого допотопнаго наивнаго довѣрчиваго чудака, котораго удалось такъ легко сплавить...
На другой день дѣвица Чмокина позвонила мнѣ по телефону:
— Послушайте! Вы знаете? Вѣдь онъ нынче утромъ ко мнѣ приходилъ. Слава Богу, меня не было дома и квартира была заперта. Я сказала швейцару, если еще придетъ — не пускать.
— Конечно, — одобрительно сказалъ я. — Гоните безо всякихъ разсужденій.
— Я и сама такъ думаю. Вы ужъ помалкивайте о томъ, что случилось. Мы всѣ сговорились молчать. А то, Богъ его знаетъ, что можетъ выйти.
Замѣтка въ газетной хроникѣ происшествій:
„Вчера въ Лѣсномъ на опушкѣ рощи былъ замѣченъ висящій на деревѣ человѣкъ. Одѣтъ онъ былъ въ типичный нарядъ чиновника сороковыхъ годовъ. Вѣроятно, одинъ изъ неудачниковъ-актеровъ театра мииіатюръ, которые расплодились теперь, какъ грибы, а актеровъ содержатъ впроголодь. Бѣдняга, какъ предполагаютъ, послѣ спектакля побѣжалъ и повѣсился, не успѣвъ даже переодѣться... Документовъ при немъ не оказалось. Трупъ отправленъ въ Обуховскую больницу...".
