не на что было купить дровъ, тѣмъ не менѣе посвящавшаго всѣ досуги поэзіи, восхищавшагося Викторомъ Гюго, пробовавшаго писать и для театра, рано заболѣвшаго чахоткою и умершаго въ такую пору, когда другіе только начинаютъ свою литературную дѣятельность. Въ лицѣ Туріана армянская литература лишилась талантливаго, субъективнаго и самобытнаго поэта-пессимиста, изъ котораго могло еще многое выйти. Небольшой томикъ его стихотворныхъ произведеній заключаетъ въ себѣ нѣсколько патріотическихъ вещей,—«Горе армянина», «Мечта», «Пѣснь о Варданѣ»,—а также немало стихотвореній, воспѣвающихъ любовь, которая наравнѣ съ смертью владѣла мыслями юнаго поэта и временно заставляла его иногда предаваться несбыточнымъ мечтамъ на краю могилы. Но всего характернѣе тѣ вещи, въ которыхъ отражается мрачное, безпросвѣтное міросозерцаніе Туріана, имѣющаго много общихъ чертъ съ Надсономъ: «Моя скорбь», «Мученіе», «Говорятъ мнѣ», «Моя смерть», «Озеро», «Я не о томъ скорблю…» Въ подобныхъ стихотвореніяхъ поэтъ говоритъ о своей близкой смерти, иногда высказываетъ пламенную жажду жизни, любви, счастья, иногда, наоборотъ, какъ будто примиряется съ грозящею ему участью, но задаетъ себѣ вопросъ, сохранится ли о немъ память въ народѣ, или никто не посѣтитъ его одинокую могилу,—и всегда мучится сознаніемъ, что ему удалось слишкомъ мало сдѣлать для своей страны…
Въ новѣйшее время заявила о себѣ новая плеяда турецко-армянскихъ поэтовъ, среди которыхъ есть не
не на что было купить дров, тем не менее посвящавшего все досуги поэзии, восхищавшегося Виктором Гюго, пробовавшего писать и для театра, рано заболевшего чахоткою и умершего в такую пору, когда другие только начинают свою литературную деятельность. В лице Туриана армянская литература лишилась талантливого, субъективного и самобытного поэта-пессимиста, из которого могло ещё многое выйти. Небольшой томик его стихотворных произведений заключает в себе несколько патриотических вещей, — «Горе армянина», «Мечта», «Песнь о Вардане», — а также немало стихотворений, воспевающих любовь, которая наравне с смертью владела мыслями юного поэта и временно заставляла его иногда предаваться несбыточным мечтам на краю могилы. Но всего характернее те вещи, в которых отражается мрачное, беспросветное миросозерцание Туриана, имеющего много общих черт с Надсоном: «Моя скорбь», «Мучение», «Говорят мне», «Моя смерть», «Озеро», «Я не о том скорблю…» В подобных стихотворениях поэт говорит о своей близкой смерти, иногда высказывает пламенную жажду жизни, любви, счастья, иногда, наоборот, как будто примиряется с грозящею ему участью, но задаёт себе вопрос, сохранится ли о нём память в народе, или никто не посетит его одинокую могилу, — и всегда мучится сознанием, что ему удалось слишком мало сделать для своей страны…
В новейшее время заявила о себе новая плеяда турецко-армянских поэтов, среди которых есть не-
