„Скажи мнѣ, госпожа, красавица моя,
Открой, зачѣмъ грустишь ты и тоскуешь вѣчно?
Чего желаешь ты, и въ чемъ твоя забота?
Ты такъ стройна, лицо сіяетъ красотою;
5 Ты вся окутана и бархатомъ, и шелкомъ;
Одинъ твой только взглядъ,—и вѣрныя служанки
Уже спѣшатъ твои желанья всѣ исполнить.
И днемъ, и въ часъ ночной плѣнительные звуки
Твой услаждаютъ слухъ. Роскошные ковры
10 Разостланы у ногъ твоихъ. Въ твоемъ покоѣ
Устроенъ для тебя цвѣтникъ благоуханный.
Прекрасные плоды твой украшаютъ столъ,
А предъ тобой стоитъ кальянъ великолѣпный…
О, не завидуй ты и ангеловъ блаженству!
15 Твоя роскошная обитель—тотъ же рай!
Не стала ты женой простого человѣка,—
Супругой стала ты могучаго паши.
Печалиться, грустить—то было-бъ неразумно!“
Въ гаремѣ старая рабыня говорила
20 Такъ госпожѣ своей, армянкѣ Рипсимэ,
«Скажи мне, госпожа, красавица моя,
Открой, зачем грустишь ты и тоскуешь вечно?
Чего желаешь ты, и в чём твоя забота?
Ты так стройна, лицо сияет красотою;
5 Ты вся окутана и бархатом, и шёлком;
Один твой только взгляд, — и верные служанки
Уже спешат твои желанья все исполнить.
И днём, и в час ночной пленительные звуки
Твой услаждают слух. Роскошные ковры
10 Разостланы у ног твоих. В твоём покое
Устроен для тебя цветник благоуханный.
Прекрасные плоды твой украшают стол,
А пред тобой стоит кальян великолепный…
О, не завидуй ты и ангелов блаженству!
15 Твоя роскошная обитель — тот же рай!
Не стала ты женой простого человека, —
Супругой стала ты могучего паши.
Печалиться, грустить — то было б неразумно!»
В гареме старая рабыня говорила
20 Так госпоже своей, армянке Рипсимэ,
