Еще не видѣлъ до своей кончины,—
20 Величья Бога смертный не пойметъ!
И духъ вошелъ въ страну обѣтованья,
Гдѣ наступаетъ горести конецъ,
Гдѣ всѣ равны, гдѣ больше нѣтъ страданья,
И гдѣ со всѣми вѣчно Самъ Творецъ.
25 Но загрустилъ тотъ духъ въ покоѣ вѣчномъ
И возропталъ на новый свой удѣлъ,
И, не привыкнувъ къ радостямъ безпечнымъ,
Сказать святому своему хотѣлъ:
„Пусти меня туда, гдѣ есть мученья,
30 Въ то мѣсто слезъ, печали и заботъ,
Гдѣ влита горечь въ кубокъ наслажденья,
И гдѣ змѣя подъ розами ползетъ!
„Въ моей груди любовь живетъ такая,
Что сводъ ее небесный не вмѣститъ;
35 Она затмитъ собой сіянье рая,—
Земной любви ничто не побѣдитъ.
„Пусти меня туда, гдѣ есть мученья,
Въ то мѣсто слезъ, печали и заботъ,
Гдѣ влита горечь въ кубокъ наслажденья,
40 И гдѣ змѣя подъ розами ползетъ!“
С. Головачевскій.
Ещё не видел до своей кончины, —
20 Величья Бога смертный не поймёт!
И дух вошёл в страну обетованья,
Где наступает горести конец,
Где все равны, где больше нет страданья,
И где со всеми вечно Сам Творец.
25 Но загрустил тот дух в покое вечном
И возроптал на новый свой удел,
И, не привыкнув к радостям беспечным,
Сказать святому своему хотел:
«Пусти меня туда, где есть мученья,
30 В то место слёз, печали и забот,
Где влита горечь в кубок наслажденья,
И где змея под розами ползёт!
В моей груди любовь живёт такая,
Что свод её небесный не вместит;
35 Она затмит собой сиянье рая, —
Земной любви ничто не победит.
Пусти меня туда, где есть мученья,
В то место слёз, печали и забот,
Где влита горечь в кубок наслажденья,
40 И где змея под розами ползёт!»
С. Головачевский.
