лигии и даже задумал написать поэму «Иисус из Назарета». Близко к религиозным увлечениям подходят его эстетические и философские устремления. С детства Г. увлекался искусством. Ребенком в сельской школе он усиленно занимался рисованием и музыкой, писал лирические стихотворения, сочинял сказки в стиле Андерсена (см.). В юности Г. пробовал свои силы почти во всех видах искусства, мечтал стать скульптором, актером, поэтом, носился с мыслью о «синтетическом искусстве», в к-ром должны были гармонично сочетаться поэзия, музыка и зодчество. Эту любовь к искусству усилили его путешествия по Испании и особенно по Италии, где, изучая творения великих мастеров, он увлекался, гл. обр., Микеланджело. И, наконец, Г. испытал на себе влияние социалистических идей, отразившихся в его «Одиноких»(«Е1п8атеМеп8Сйеп», 1891), «Ткачах» («Die Weber», 1892), подобно тому как занятия эстетикой и философией сказались в таких пьесах, как «Ганнеле» («Hanneles Himmelfahrt», 1892) и «Потонувший колокол» («Die versunkene Glocke», 1896). Вопросытруда и эксплоатация трудящихся занимали Г. с раннего детства. Быть может, первым толчком, пробудившим эти интересы, послужили рассказы о знаменитой стачке силезских ткачей 1844, вызванной страшным голодом и имевшей кровавый исход. Дед писателя был ткачом, и в своей пьесе, воспроизводящей мрачные события 1844, Г. упоминает в посвящении о своем деде — «бедном ткаче». В своих путешествиях (в Барселоне, в Неаполе, в Риме, на Капри) Г. обращает внимание на нищету и грязь обездоленных масс населения, и картины, красующиеся в богатых залах Ватикана, не могут заслонить от него этих тяжелых картин. Социальный инстинкт, к-рому Г. более всего обязан действенным значением своего творчества, отмечается всеми его биографами и критиками как основное свойство гауптмановской натуры. Адальберт Ганштейн (A. von Hanstein), автор интересной книги о Г. («Gerhart Hauptmann», Lpz., 1898), говорит о нем: «Я никогда не видал человека, у которого социальное чувство до такой степени проникло в плоть и кровь, во всю нервную систему». Когда в 1885 Г. поселился вблизи Берлина, в уединении, он окружил себя всевозможными книгами по социальным вопросам и внимательно занялся их изучением. Г. познакомился тогда и с сочинениями Маркса, к к-рому относился с глубоким уважением. Тем не менее, Г. не был социалистом, оставаясь выразителем по преимуществу мелкобуржуазного, интеллигентского сознания и колеблясь в своих художественных творениях между культом аристократического индивидуализма и влечением к коллективизму, между строго научным материалистическим пониманием явлений и романтической символикой, уклоном в идеализм и мистику.
Даже лучшая драма, в которой он изобразил борьбу трудящихся с эксплоататорами («Ткачи»), была в конце-концов лишь воплощением стихийного взрыва возмущения голодных ткачей — не пролетариев, а ремесленнической бедноты. Дальше этого Гауптман не пошел в своем социальном протесте.Первое крупное произведение Г. «Перед восходом солнца» (социальная драма в пяти актах), поставленная 20 окт. 1889 на подмостках «Freie Buhne», произвела переворот в истории нем. театра. С ее постановки можно вести историю натурализма на сцене. В этой пьесе Г. впервые применил те теоретические требования, к-рые предъявлял к литературе и театру Арно Гольц (Arno Holz), учитель Г., автор известной книги «Рара Hamlet» (Lpz., 1889), написанной вместе с др. пионером натурализма Иоганом Шлафом (Schlaf). Пьеса Г. вызвала целую бурю и своими художественными приемами и идеей, лежавшей в ее основе. Откровенное изображение порока, материалистический подход к человеческой природе, объективно научный взгляд на человеческое страдание, жесткая мораль пьесы — все это побудило критику провозгласить автора «самым безнравственным драматургом века», «заблудившимся талантом», «художником-анархистом» и т. д. Изображая семью богача-крестьянина, отравленную наследственным алкоголизмом, Г. не щадит красок и не боится выводов. Когда старый Краузе бросается к собственной дочери со сладострастными побуждениями, в зрительном зале раздались крики возмущения: «Где мы — в театре или в публичном доме». Возмущал буржуазную публику и Лот, социалист, полюбивший дочь Краузе; он, когда узнает о наследственном пороке семьи, отказывается от брака, чтобы не плодить алкоголиков (девушка в отчаяньи кончает самоубийством). Однако, Гауптман недолго удерживается на этой натуралистической точке зрения. Создав в 1890 пьесу «Праздник мира», в которой он, как бы отвечая своим оппонентам, выводит грозные последствия наследственных пороков, Г. в следующем году пишет новую драму «Одинокие», и здесь его взгляды приобретя^ ют уже ницшеанский оттенок. При всей своей объективности Г. явно на стороне Погана Фокерата — исключительной личности, противопоставленной автором окружающей среде с ее мещанской моралью. В столкновении аристократической личности и коллектива автор принимает сторону полуницшеанского героя. Позднее (1896) в своей знаменитой символической драме «Потонувший колокол» Г. дает одно из самых замечательных художественных оформлений ницшеанскому идеалу. Основная жизненная цель мастера Генриха — довести до полного выражения свою творческую личность, выявить до конца свое «я». Колокол, к-рый он сотворил, — символический образ. Его прежний, потонувший колокол и др. колокола, доставившие ему славу среди сограждан, — воплощение земных, «человеческих», общественно-полезных достижений, к-рые не могут вполне удовлетворить «истинного творца», ощутившего в себе «сверхчеловека». «Сверхчеловек», стремящийся к созданию новых ценностей, — того, «чему названья нет и что само себе должно названье дать», безжалостен в столкновении с окружающими. Он шагает через трупы близких, попирает верования и интересы массы, разрушает сложившиеся формы семейной и общественной жизни. Препятствия, к-рые встречает «сверхчеловек» на жизнен-
