Страница:БСЭ-1 Том 64. Электрофор - Эфедрин (1934).pdf/178

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана

В центре лингвистических интересов Э. стоит проблема социально-экономической обусловленности исторического процесса в языке как в его генезисе, так и в его дальнейшем развитии. Уже в одной из своих ранних работ, в книге «Положение рабочего класса в Англии» (1844), Э. попутно отмечает отражение классовых противоречий буржуазного общества и в развитии языка. «Рабочие говорят на другом диалекте…, чем буржуазия» («Положение рабочего класса в Англии», Маркс и Энгельс, Соч., т. III, стр. 415). Более развернута проблема происхождения языка и его развития в «Немецкой идеологии» (1845). Рассматривая язык как продукт общественного развития, в своем генезисе непосредственно вытекающий из материальной деятельности и первоначальных исторических отношений людей, и неразрывно связывая его с сознанием, Э. и Маркс борются здесь, с одной стороны, против вульгарно-материалистических воззрений натуралистического языкознания, видящего в языке лишь продукт биологического развития человеческого рода («Св. Макс»), а с другой стороны, и прежде всего — против идеалистической философии начала 19 в., определяющей язык как деятельность «чистого» духа («Фейербах»), давая следующее разрешение проблеме генезиса и специфики языка: «…теперь, после того как мы уже рассмотрели… четыре стороны первоначальных исторических отношений, мы находим, что человек обладает также и „сознанием“. Но и им он также обладает не с самого начала в виде „чистого сознания“, На „духе“ с самого начала тяготеет проклятие „отягощения“ его материей, которая выступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков,— словом, в виде языка. Язык так же древен, как и сознание; язык как-раз и есть практическое, существующее и для других людей, и лишь тем самым существующее также и для меня самого действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной нужды в общении с другими людьми» (Маркс и Энгельс, Соч,, т. IV, стр. 20—21). Исходя из этого понимания языка как надстройки, в «Св. Максе» и «Истинных социалистах» Э. и Маркс неоднократно подчеркивают классовую обусловленность языка и зависимость его развития от социально-экономического и политического развития общества. «Буржуа может без труда доказать на основании своего языка тождество меркантильных и индивидуальных, или даже общечеловеческих, отношений, ибо самый этот язык есть продукт буржуазии, и поэтому как в действительности, так и в языке отношения купли-продажи сделались основой всех других отношений» (Маркс и Энгельс, Соч., т. IV, стр. 210). Э. и Маркс здесь едко высмеивают попытки Штирнера и др. опереться на формально-схоластич. этимологии и дефиниции понятий путем анализа слов того или иного конкретного языка и выдвигают принцип исторического подхода к вопросам семантики. Многочисленные примеры конкретно-исторического анализа языковых фактов мы имеем, как уже указывалось выше, в переписке Э. с Марксом, где наряду с ответами на вопросы Маркса из области филологии, мы встречаем чрезвычайно поучительные высказывания о современной Э. лингвистике (см. напр письма от 2/XI 1864, 2/Х 1866 и др.).

На необходимости историзма в языковедных изысканиях, в т. ч. и в построении грамматики отдельного конкретного языка, Э. настаивает в полемике с Дюрингом («Анти-Дюринг»): «…„материя и форма родного языка“ только тогда могут быть поняты, когда прослеживают его возникновение и постепенное развитие, а это невозможно, если оставлять без внимания, во-первых, его собственные омертвевшие формы и, во-вторых, родственные живые и мертвые языки» (Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 327).

Именно исторический подход к языковым явлениям вызывает у Э. высокую оценку достижений сравнительно-исторического языкознания (там же, стр. 326—327). Однако это не препятствует ему чрезвычайно критически относиться к основным положениям компаративизма и разоблачать классовую и политическую направленность его построений. Одним из ярких примеров подобного разоблачения является данная Э. характеристика славянской филологии первой половины 19 века. Отмечая, что панславистское единство (и в языковом отношении) представляет либо чистую фантастику либо русский кнут (ср. «Революция и контрреволюция в Германии», 1851—1852, Маркс, Избр. произв., т. II, стр. 68 и сл.), Э. прямо указывает: «…в Австрии… филология была использована панславистами для проповеди учения о славянском единстве и создании политической партии…» («Германия и панславизм», 1855, Маркс и Энгельс, Соч., т. X, стр. 391). Не менее остро разоблачение «патриотических» установок германской филологии различных стран, намеченное в переписке с Марксом (письма от конца декабря 1846 и от 2 ноября 1864). Много внимания уделяется Э. вопросам диалектологии. Так, в заметке «Поляризация» («Диалектика природы», Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 445—446) он критикует формально-логический характер исторических построений современной ему компаративной диалектологии. Но подчеркивая всюду надстроечную сущность языка, Э. наряду с этим настойчиво предостерегает от механистического выведения языковых изменений непосредственно из экономических отношений, «Едва ли удастся кому-нибудь, не сделавшись смешным…,— говорит он,— …объяснить экономически происхождение верхне-немецких изменений гласных, которое разделяет Германию (в отношении диалекта) на две половины» (Письмо к И. Блоху, 1890, Маркс и Энгельс, Письма, 4 издание, стр. 375 и 376). Вопросам диалектологии посвящена и специальная лингвистическая работа Э. — исследование о «франкском диалекте», образующее приложение к его еще неопубликованной работе — «История древних германцев». Полемизируя в этой работе с младограмматической концепцией немецких диалектов в лице Брауне (см.), Э. выдвигает вопрос о возможности установления племенного франкского диалекта, характеризуемого (несмотря на исконные диалектальные различия рипуарских и салических говоров) на всем своем протяжении рядом общих фонетических, морфологических и лексических черт. В этом исследовании заслуживает особого внимания прежде всего признание исконных говорных отличий в пределах одного племенного диалекта, идущее вразрез с диалектологическими построениями компаративизма. Не менее важным методологически является отказ Э. от группировки диалектов по одному фонетическому признаку — наличию или отсутствию второго передвижения согласных, к-рое он опре-