одинокомъ мученіи эта малютка Ганнеле, которая умѣетъ говорить съ ангелами, но не умѣетъ говорить съ людьми. Отъ несліянности и непониманія гибнетъ Гейнрихъ въ „Потонувшемъ Колоколѣ“, въ этой поэмѣ, которую пережили не однажды художники-создатели, окруженные грубою толпой, художники, въ самой творческой своей мечтѣ встрѣчающіе лишь измѣнчивую невѣрную сильфу. Одиноко зябнетъ на стужѣ міровой безжалостности другой Гейнрихъ, бѣдный Гейнрихъ. Гибнетъ Геншель, гибнетъ Крамеръ, гибнутъ и сильные и слабые.
Но какъ ни хорошо выражено это безпріютное чувство у Ибсена и Гауптмана, ихъ герои все же слишкомъ много имѣютъ въ себѣ случайнаго, временнаго, областного. Съ той точки зрѣнія, съ которой мы разсматриваемъ этихъ драматурговъ сейчасъ, данное свойство есть ущербъ въ творчествѣ. Есть минуты, когда для созерцающаго сознанія не убѣдительно норвежское, не убѣдительно нѣмецкое или французское, совсѣмъ не убѣдительно случайное, что могло стать совершенно инымъ при измѣненіи того или другого условія. Мысль глубокая хочетъ типовъ и мыслей обобщенныхъ и непреложныхъ, не временнаго, а вѣчнаго, не мѣстнаго, а общечеловѣческаго. Въ этомъ смыслѣ Мэтерлинкъ создалъ совершенно особенный, свой театръ, онъ силой отвлеченія настроеній и образовъ, силой систематическаго устраненія изъ своего творчества реалистическихъ и національныхъ чертъ, сумѣлъ создать эфирно-прозрачный и стройный Театръ
одиноком мучении эта малютка Ганнеле, которая умеет говорить с ангелами, но не умеет говорить с людьми. От неслиянности и непонимания гибнет Гейнрих в «Потонувшем Колоколе», в этой поэме, которую пережили не однажды художники-создатели, окруженные грубою толпой, художники, в самой творческой своей мечте встречающие лишь изменчивую неверную сильфу. Одиноко зябнет на стуже мировой безжалостности другой Гейнрих, бедный Гейнрих. Гибнет Геншель, гибнет Крамер, гибнут и сильные и слабые.
Но как ни хорошо выражено это бесприютное чувство у Ибсена и Гауптмана, их герои всё же слишком много имеют в себе случайного, временного, областного. С той точки зрения, с которой мы рассматриваем этих драматургов сейчас, данное свойство есть ущерб в творчестве. Есть минуты, когда для созерцающего сознания не убедительно норвежское, не убедительно немецкое или французское, совсем не убедительно случайное, что могло стать совершенно иным при изменении того или другого условия. Мысль глубокая хочет типов и мыслей обобщенных и непреложных, не временного, а вечного, не местного, а общечеловеческого. В этом смысле Мэтерлинк создал совершенно особенный, свой театр, он силой отвлечения настроений и образов, силой систематического устранения из своего творчества реалистических и национальных черт, сумел создать эфирно-прозрачный и стройный Театр
