25 Прошло съ полгода. Удитъ Ру, вѣтрило,
Закинутъ крюкъ туда, гдѣ темнота.
Вотъ дрогнуло, полъ-моря зарябило,
Не вытащитъ ли онъ сейчасъ кита?
Тянулъ, тянулъ, въ рукахъ двоилась сила,
30 Лишь плескъ поймалъ акульяго хвоста.
И минулъ годъ. Тринадцать лунъ проплыли.
А Мауи все время колдовалъ.
И противъ братьевъ укрѣпился въ силѣ,
Велитъ—и ляжетъ самый пѣнный валъ.
35 Пока два брата рыбъ морскихъ ловили,
На днѣ морскомъ онъ тайны открывалъ.
Закинулъ крюкъ онъ со всего размаха,
И потянулъ напруженный канатъ.
Вотъ дрогнула въ глубинахъ черепаха,
40 Пловучая громада изъ громадъ,
И Ра, и Ру глядятъ, дрожатъ отъ страха,—
То островъ былъ, коралловъ кругъ и скатъ.
И съ той поры плыветъ въ моряхъ каноа,
Пѣвцы поютъ, и любятъ рыбаки.
45 Во мглѣ земли—скелеты мощныхъ моа,
На небѣ—токъ звѣздящейся Рѣки.
За знойнымъ Солнцемъ нѣжится Самоа,
И въ мелководьи бродятъ огоньки.
25 Прошло с полгода. Удит Ру, ветрило,
Закинут крюк туда, где темнота.
Вот дрогнуло, пол-моря зарябило,
Не вытащит ли он сейчас кита?
Тянул, тянул, в руках двоилась сила,
30 Лишь плеск поймал акульего хвоста.
И минул год. Тринадцать лун проплыли.
А Мауи всё время колдовал.
И против братьев укрепился в силе,
Велит — и ляжет самый пенный вал.
35 Пока два брата рыб морских ловили,
На дне морском он тайны открывал.
Закинул крюк он со всего размаха,
И потянул напруженный канат.
Вот дрогнула в глубинах черепаха,
40 Плавучая громада из громад,
И Ра, и Ру глядят, дрожат от страха, —
То остров был, кораллов круг и скат.
И с той поры плывёт в морях каноа,
Певцы поют, и любят рыбаки.
45 Во мгле земли — скелеты мощных моа,
На небе — ток звездящейся Реки.
За знойным Солнцем нежится Самоа,
И в мелководьи бродят огоньки.
Въ дни какъ жилъ я жизнью горца,—
Покидая тайный гротъ,
Я съ обвѣтренныхъ высотъ
Увидалъ Драконоборца.
5 Я шамана вопросилъ:—
„Какъ зовется этотъ храбрый?“
Тотъ сказалъ: „У рыбы жабры,
У людей же—звонъ кадилъ.
У небесныхъ пташекъ—крылья,
10 У звѣрей свирѣпый ликъ.
Этотъ храбрый мой двойникъ,
Онъ сражаетъ безъ усилья.
Мысль всегда, узнавъ конецъ,
Хочетъ внѣшняго, отмѣтинъ.
15 Этотъ призракъ безпредметенъ,
Если-жь хочешь, то—Боецъ.“
Я ушелъ въ свою пещеру,
Осудивъ его отвѣтъ.
Черезъ двадцать сотенъ лѣтъ,
20 Какъ годамъ позналъ я мѣру,
Снова бросивъ тайный гротъ,
Глянулъ окомъ я дозорца,
И опять Драконоборца
Увидалъ съ своихъ высотъ.
25 Тутъ я спрашивалъ сатира,
Какъ зовется онъ,—и сей
Мнѣ отвѣтствовалъ: „Персей,
Мѣткорубъ во славу міра,
В дни как жил я жизнью горца, —
Покидая тайный грот,
Я с обветренных высот
Увидал Драконоборца.
5 Я шамана вопросил: —
«Как зовётся этот храбрый?»
Тот сказал: «У рыбы жабры,
У людей же — звон кадил.
У небесных пташек — крылья,
10 У зверей свирепый лик.
Этот храбрый мой двойник,
Он сражает без усилья.
Мысль всегда, узнав конец,
Хочет внешнего, отметин.
15 Этот призрак беспредметен,
Если ж хочешь, то — Боец.»
Я ушёл в свою пещеру,
Осудив его ответ.
Через двадцать сотен лет,
20 Как годам познал я меру,
Снова бросив тайный грот,
Глянул оком я дозорца,
И опять Драконоборца
Увидал с своих высот.
25 Тут я спрашивал сатира,
Как зовётся он, — и сей
Мне ответствовал: «Персей,
Меткоруб во славу мира,
