Я на тебя нашлю проклятья. Ихъ пять. Слѣдятъ и мстятъ.
Туманъ, пожаръ, горячій вѣтеръ, ночная тьма, и ядъ.
Иззябнешь, вспыхнешь, распалишься, чрезмѣрно вкусишь мглы,
И будешь чернымъ-чернымъ углемъ въ цѣпяхъ сѣдой золы.
5 Изъ угля станешь брилліантомъ и будешь на рукѣ,
И будешь замкнутъ въ мертвомъ блескѣ, живой, въ нѣмой тоскѣ.
И будешь властнымъ талисманомъ, чтобъ возбудить любовь,
Въ другомъ къ твоей—къ твоей, съ которой не будешь счастливъ вновь.
И весь отравленъ тусклой страстью, ты замутишь свой свѣтъ,
10 И та рука швырнетъ свой перстень, сказавши: „Больше нѣтъ“.
Я на тебя нашлю проклятья. Их пять. Следят и мстят.
Туман, пожар, горячий ветер, ночная тьма, и яд.
Иззябнешь, вспыхнешь, распалишься, чрезмерно вкусишь мглы,
И будешь чёрным-чёрным у́глем в цепях седой золы.
5 Из угля станешь бриллиантом и будешь на руке,
И будешь замкнут в мёртвом блеске, живой, в немой тоске.
И будешь властным талисманом, чтоб возбудить любовь,
В другом к твоей — к твоей, с которой не будешь счастлив вновь.
И весь отравлен тусклой страстью, ты замутишь свой свет,
10 И та рука швырнёт свой перстень, сказавши: «Больше нет».
Свѣжій вѣтеръ надъ волчцами[1],
И вѣдовскій часъ.
Подъ холмами, взятый мглами,
Лунный обликъ надъ волнами,
5 Словно страшный желтый глазъ.
Гладью облачной лагуны
Лунный шаръ скользитъ.
Звонче, громче въ сердцѣ струны,
Гряньте, грозные буруны,
10 Царствуй, гнѣвный драконитъ.
Свежий ветер над волчцами[1],
И ведовский час.
Под холмами, взятый мглами,
Лунный облик над волнами,
5 Словно страшный жёлтый глаз.
Гладью облачной лагуны
Лунный шар скользит.
Звонче, громче в сердце струны,
Гряньте, грозные буруны,
10 Царствуй, гневный драконит.
Я сидѣлъ въ саду осеннемъ и глядѣлъ на красный листъ,
Небо было въ часъ заката какъ зажженный аметистъ,
Листья были завершеньемъ страстныхъ миговъ пронзены,
Осень выявила краски, что скрывались въ дни весны.
5 Изумрудъ, что нѣжно чувству, млѣя въ Маѣ, пѣлъ: „Усни“,
Сталъ карбункуломъ зловѣщимъ и горѣньемъ головни,
Нѣжность золота съ эмалью, въ расцвѣтаньи лепестковъ,
Стала желто-красной мѣдью, красной мглой въ глазахъ враговъ.
И пока я былъ окованъ волхвованіемъ листа,
10 Цѣлый міръ воспламенился, тлѣла заревомъ мечта,
Угли множа, въ красныхъ дымахъ, міръ явился какъ пожаръ,
Онъ сжигалъ себя, сознавши, что, изживъ себя, онъ старъ.
Я сидел в саду осеннем и глядел на красный лист,
Небо было в час заката как зажжённый аметист,
Листья были завершеньем страстных мигов пронзены,
Осень выявила краски, что скрывались в дни весны.
5 Изумруд, что нежно чувству, млея в Мае, пел: «Усни»,
Стал карбункулом зловещим и гореньем головни,
Нежность золота с эмалью, в расцветаньи лепестков,
Стала жёлто-красной медью, красной мглой в глазах врагов.
И пока я был окован волхвованием листа,
10 Целый мир воспламенился, тлела заревом мечта,
Угли множа, в красных дымах, мир явился как пожар,
Он сжигал себя, сознавши, что, изжив себя, он стар.
Пожарище застыло. Дордѣлъ рѣшенный часъ.
Сгорѣлъ огонь всѣхъ красокъ, и красный цвѣтъ погасъ.
Малиновые звоны осеннихъ похоронъ.
Допѣли. Догудѣли. Спустился сѣрый сонъ.
5 Набатъ кричащихъ красокъ смѣнился мертвой мглой.
Затянутъ міръ застылый безглазою золой.
Истлѣли зори лѣта. Часъ филина. Гляди.
Горятъ два злыя ока. Глядятъ. Не подходи.
Пожарище застыло. Дордел решённый час.
Сгорел огонь всех красок, и красный цвет погас.
Малиновые звоны осенних похорон.
Допели. Догудели. Спустился серый сон.
5 Набат кричащих красок сменился мёртвой мглой.
Затянут мир застылый безглазою золой.
Истлели зори лета. Час филина. Гляди.
Горят два злые ока. Глядят. Не подходи.
Я досталъ изъ кремня
Двѣ-три искры огня,
Уронилъ я ихъ въ трутъ,
Вотъ, горятъ, и поютъ.
5 Огневзорный возникъ
Надъ лучинами ликъ,
И рождаютъ дрова
Огневыя слова.
Я достал из кремня́
Две-три искры огня́,
Уронил я их в трут,
Вот, горят, и поют.
5 Огневзорный возник
Над лучинами лик,
И рождают дрова
Огневые слова.