Ты свѣтишься всегда такъ равномѣрно-ясно,
Но этотъ ровный свѣтъ не оттого такъ тихъ,
Что сердце у тебя безмолвствуетъ безгласно,
А оттого, что въ немъ поетъ безсмертный стихъ.
5 Его ты слышала въ младенческія зори,
Когда привязанъ былъ челнокъ твой къ кораблю,
Его ты слышала въ надмірномъ разговорѣ,
Когда я прошепталъ, и услыхалъ, „Люблю“.
И будешь ты горѣть, безгласная лампада,
10 Но не въ безжизненномъ тоскующихъ гробницъ,
А въ тихихъ горницахъ, гдѣ сердце мыслить радо,
Что много вѣдало, когда-то, нѣжныхъ лицъ.
И между нихъ одно взнеслось надъ мглой теченья,
Мигъ единенія—навѣки былъ пѣвучъ,
15 И слово, полное безсмертнаго значенья,
Все держитъ свой прямой ненарушимый лучъ.
Ты светишься всегда так равномерно-ясно,
Но этот ровный свет не оттого так тих,
Что сердце у тебя безмолвствует безгласно,
А оттого, что в нём поёт бессмертный стих.
5 Его ты слышала в младенческие зори,
Когда привязан был челнок твой к кораблю,
Его ты слышала в надмирном разговоре,
Когда я прошептал, и услыхал, «Люблю».
И будешь ты гореть, безгласная лампада,
10 Но не в безжизненном тоскующих гробниц,
А в тихих горницах, где сердце мыслить радо,
Что много ведало, когда-то, нежных лиц.
И между них одно взнеслось над мглой теченья,
Миг единения — навеки был певуч,
15 И слово, полное бессмертного значенья,
Всё держит свой прямой ненарушимый луч.
Когда бы знала бѣлая лилія,
Что, цвѣтя такъ истомно надъ зеркаломъ струй,
Она вызываетъ безволіе безсилія,
Лишь внушая жажду, не давая поцѣлуй,—
5 Когда бы знала, какъ, терзая и мучая,
Подвижныя, влажныя, мѣняетъ зеркала,
Быть можетъ, она бы, эта греза пѣвучая,
Надъ рѣкой не цвѣла.
Когда бы знала белая лилия,
Что, цветя так истомно над зеркалом струй,
Она вызывает безволие бессилия,
Лишь внушая жажду, не давая поцелуй, —
5 Когда бы знала, как, терзая и мучая,
Подвижные, влажные, меняет зеркала,
Быть может, она бы, эта грёза певучая,
Над рекой не цвела.
Я взглянулъ, я съ высокой взглянулъ высоты,
Но меня не замѣтила ты.
Я далеко, на взгорьи пустынномъ, стоялъ,
Твой цвѣтокъ жизнеюный былъ—аль.
5 Я взглянулъ, изъ глубокой взглянулъ глубины,
Ты была на свиданьяхъ Весны.
До свиданій дойти я не могъ, не хотѣлъ,
Твой цвѣтокъ былъ—загадочно-бѣлъ.
Я взглянулъ, я съ тобою стоялъ наравнѣ,
10 Надъ затономъ, съ тоской о Веснѣ,
И прильнувъ къ лепесткамъ, цѣловалъ я цвѣты,
Но меня не увидѣла ты.
А теперь—а теперь я узналъ два цвѣтка,
Въ нихъ сверкаютъ любовь и тоска.
15 Я какъ въ сказкѣ заснулъ, съ плѣнной птицей въ груди.
Пусть поетъ. Подожди. Не буди.
Я взглянул, я с высокой взглянул высоты,
Но меня не заметила ты.
Я далёко, на взгорьи пустынном, стоял,
Твой цветок жизнеюный был — аль.
5 Я взглянул, из глубокой взглянул глубины,
Ты была на свиданьях Весны.
До свиданий дойти я не мог, не хотел,
Твой цветок был — загадочно-бел.
Я взглянул, я с тобою стоял наравне,
10 Над затоном, с тоской о Весне,
И прильнув к лепесткам, целовал я цветы,
Но меня не увидела ты.
А теперь — а теперь я узнал два цветка,
В них сверкают любовь и тоска.
15 Я как в сказке заснул, с пленной птицей в груди.
Пусть поёт. Подожди. Не буди.
— Куда ты его проводила?
Зачѣмъ ты съ нимъ не пошла?
— Луна въ село мнѣ свѣтила,
Свѣтила ему изъ села.
5 — Куда жь ты его провожала?
— До околицы вмѣстѣ шли.
Мнѣ ночь цвѣтами дышала,
Ему звѣздами вдали.
— А послѣ?—Ночь побѣлѣла.
— Куда ты его проводила?
Зачем ты с ним не пошла?
— Луна в село мне светила,
Светила ему из села.
5 — Куда ж ты его провожала?
— До околицы вместе шли.
Мне ночь цветами дышала,
Ему звездами вдали.
— А после? — Ночь побелела.
