Распалось Все на безконечность Кто-то,
Раздвинулось гудящее жерло,
Всталъ дьяволъ Умъ, легла въ постель Дремота.
25 Легла, и усмѣхнулась тонко зло,
Явила обнажившіяся груди,
И бытіе въ бездонность потекло.
Помчались быстро птицы, звѣри, люди,
Цвѣты, болѣзни, войны, божества,
30 Всѣ въ нестерпимомъ жизнетворномъ зудѣ.
Донынѣ эта пляска Солнцъ жива,
На нашемъ также есть протуберанцы,
И на планетахъ тоже есть трава.
Повсюду бросивъ алые румянцы,
35 Межь двухъ предѣловъ, жаждущая Хоть
Сплетаетъ помрачительные танцы.
И мы твердимъ, то—Дьяволъ, то—Господь,
Окружный Змѣй свой хвостъ загнутый гложетъ,
И грезитъ о душѣ земная плоть.
40 И всѣхъ, всегда, одинъ вопросъ тревожитъ,
Но некому тотъ камень раздробить:
Что жь, наша жизнь—есть доброе Быть Можетъ?
Иль яркое и злое Можетъ Быть?
Распалось Всё на бесконечность Кто-то,
Раздвинулось гудящее жерло,
Встал дьявол Ум, легла в постель Дремота.
25 Легла, и усмехнулась тонко зло,
Явила обнажившиеся груди,
И бытие в бездонность потекло.
Помчались быстро птицы, звери, люди,
Цветы, болезни, войны, божества,
30 Все в нестерпимом жизнетворном зуде.
Доныне эта пляска Солнц жива,
На нашем также есть протуберанцы,
И на планетах тоже есть трава.
Повсюду бросив алые румянцы,
35 Меж двух пределов, жаждущая Хоть
Сплетает помрачительные танцы.
И мы твердим, то — Дьявол, то — Господь,
Окружный Змей свой хвост загнутый гложет,
И грезит о душе земная плоть.
40 И всех, всегда, один вопрос тревожит,
Но некому тот камень раздробить:
Что ж, наша жизнь — есть доброе Быть Может?
Иль яркое и злое Может Быть?
Жерло, бросающее лаву,
И хищный, цѣпкій, мѣткій зубъ,
Вы существуете по праву,
Какъ стихъ, вѣнчающій октаву,
5 Какъ камень, вправленный въ оправу,
Какъ поцѣлуй румяныхъ губъ.
И если бъ въ гаммѣ Мірозданью
Рычащій замолчалъ бурунъ,
И если бъ не былъ данъ страданью
10 Его размахъ, какъ звонъ—рыданью,
Мы сами бъ въ Адъ пошли за данью,
Чтобъ звонче было пѣнье струнъ.
Когда жь свершимъ мы непреложность,
Пройдя ступени всѣмъ путемъ,
15 Мы окуемъ въ себѣ тревожность,
И будетъ цѣльный Рай возможность,
Но, раздробивъ опять Всебожность,
Мы пляску атомовъ взметемъ.
Жерло, бросающее лаву,
И хищный, цепкий, меткий зуб,
Вы существуете по праву,
Как стих, венчающий октаву,
5 Как камень, вправленный в оправу,
Как поцелуй румяных губ.
И если б в гамме Мирозданью
Рычащий замолчал бурун,
И если б не был дан страданью
10 Его размах, как звон — рыданью,
Мы сами б в Ад пошли за данью,
Чтоб звонче было пенье струн.
Когда ж свершим мы непреложность,
Пройдя ступени всем путём,
15 Мы окуём в себе тревожность,
И будет цельный Рай возможность,
Но, раздробив опять Всебожность,
Мы пляску атомов взметём.
Нѣжность Міра? Хоботъ. Клыкъ.
Съ корнемъ вырванный языкъ.
Гвозди, вбитые—не въ тесъ,
А въ глаза, гдѣ розы слезъ.
5 Нѣжность Міра? Цѣпкій клювъ,
Что скрипитъ—попавъ, рванувъ,
Жить лишь можетъ—разорвавъ,
Нѣжность Міра есть удавъ.
Чтобъ построить материкъ,
10 Милліонный вызвать крикъ,
Тѣло къ тѣлу, этажомъ,
Зубомъ, взглядомъ, и ножомъ.
Строй людей, звѣрей, и рыбъ,
Травы, птицы, слои глыбъ,
15 Тѣло—къ тѣлу, домъ—на домъ,
Встанетъ островъ здѣсь горбомъ.
Нежность Мира? Хобот. Клык.
С корнем вырванный язык.
Гвозди, вбитые — не в тёс,
А в глаза, где розы слёз.
5 Нежность Мира? Цепкий клюв,
Что скрипит — попав, рванув,
Жить лишь может — разорвав,
Нежность Мира есть удав.
Чтоб построить материк,
10 Миллионный вызвать крик,
Тело к телу, этажом,
Зубом, взглядом, и ножом.
Строй людей, зверей, и рыб,
Травы, птицы, слои глыб,
15 Тело — к телу, дом — на дом,
Встанет остров здесь горбом.
